резерв, прибывший из отряда. Кроме того, он вызвал вертолет и отправил Ромку вместе с экипажем.
Вертолет вылетел без промедления. Отправляясь в полет, Ромка даже и не предполагал, что совсем скоро он посмотрит на свою жизнь и на жизнь многих других людей совершенно по-новому.
Несмотря на происшествие, Ромка был в отличнейшем расположении духа. Он радовался тому, что выполняет серьезное задание, что стоит ясная, безоблачная погода, что пилот вертолета, веселый и простецкий парень, ничем не подчеркивает своего превосходства над «пехотинцем» Ромкой. А главное, Ромка был уверен, что нарушителю не уйти. Если уж нарушители не уходили в те годы, когда начинал свою службу Туманский и когда приходилось рассчитывать лишь на доброго коня и безотказный карабин, то теперь, когда на помощь пограничникам пришли и автомашины, и совершенные приборы, и даже вертолет, им не удастся уйти и вовсе.
Ромка сидел рядом с пилотом и неотрывно смотрел вниз. Отсюда, сверху, Голубые горы не казались такими величественными и гордыми, как обычно. Они словно присели, вросли в землю, и даже маленькие ленивые облака, привыкшие отдыхать на их вершинах, не подчеркивали сейчас их высоту и неприступность.
И все-таки горы и отсюда поражали своей красотой. Голубые, таинственные дымки ущелий, игривые серебристые змейки ручьев, темно-зеленые гущи зарослей, живые клубочки овец на склонах, обращенных к реке, — все манило и звало к себе, порождало радостное и светлое чувство. Ромке временами хотелось петь, высунуться из вертолета и заорать во всю глотку, заорать весело и бесшабашно, чтобы кто-то, такой же веселый и молодой, откликнулся со склона горы и приветливо махнул руками, пожелав зеленой стрекозе-вертолету удачи и попутного ветра.
Вертолет сердито урчал, злился, будто был недоволен тем, что ему не дают возможности сесть на землю и отдохнуть в этих чудесных горах, принуждают напрягать все свои силы, держаться и плыть в просторном и скучном небе.
Худой высокий штурман, которому маленькая кабина вертолета была явно не по росту, сосредоточенно работал с картой, разложив на коленях раскрытую планшетку, быстро заносил в блокнот колонки цифр. Время от времени он поправлял рукой массивные наушники и сообщал пилоту курс, скорость, ветер, снос, высоту полета. Штурман и пилот были, вероятно, людьми совершенно противоположного характера. Штурман все время хмурился, а с добродушного лица пилота, казалось, ни на одну секунду не сходит тихая мечтательная улыбка. Оба они были в темно-синих брюках навыпуск и в зеленых сорочках с отложными воротниками и короткими рукавами, и, если бы не погоны и не фуражки с кокардой, можно было подумать, что они вовсе не военные люди. Особенно в сопоставлении с Ромкой, который был в полевом обмундировании. Наглухо затянутый ремнями, с пистолетом в массивной деревянной кобуре, он выглядел воинственно и сурово.
Вертолет лег на заданный курс и начал снижаться, чтобы лучше было вести наблюдение. Но едва он успел повиснуть над островерхими вершинами горных елей, как штурман принял распоряжение из штаба отряда.
— Приказано лететь к геологам, — сказал он в переговорное устройство. — Взять на борт пострадавшего.
Пилот посмотрел на Ромку. Круглое упитанное лицо его чуть посерьезнело. Ромка понял его немой вопрос и поспешно кивнул головой: приказ есть приказ.
Вертолет развернулся и набрал высоту. Качка немного уменьшилась. Горы еще упрямее прижались к земле.
Впоследствии Ромка рассказывал мне о том, что? пережил в то время. Пострадавший человек! Ромка перестал напевать песню, радоваться тому, что забрался высоко в небеса. В самом деле, если штаб идет даже на то, что временно снимает вертолет с поиска, значит, дело серьезное, значит, пострадавшему человеку очень худо и, возможно, дело касается его жизни и смерти.
Ромка ни разу не бывал у геологов и, как мне казалось, даже радовался тому, что ему не выпадает случая отправиться к ним. Тем более, что дружину геологов Туманский закрепил за мной. Поэтому Ромка знал о людях геологической партии лишь по моим рассказам да по рассказам Грача. И вообще у меня сложилось впечатление, что эти рассказы его не очень волнуют.
На самом же деле все обстояло далеко не так. Но об этом я узнал значительно позже.
Ромка с нетерпением поглядывал на пилота, продолжавшего спокойно улыбаться, и на штурмана, словно притянутого магнитом к своей карте, и на стрелки приборов, которые дрожали все так же мерно и уверенно и для которых, казалось, каждое деление шкалы дается с громадным усилием. Ромка злился на вертолет, обзывал его тихоходом и черепахой, хотя совсем недавно восхищался трудолюбием этой неприхотливой машины, способной опуститься чуть ли не на крышу кибитки.
Солнце уже катилось к закату, время от времени его сильные лучи врывались в кабину вертолета, воспламеняли стекла приборов и металлические части управления, метались по штурманской карте, еще более сияющим делали неунывающее лицо пилота. Но Ромку теперь бесило и солнце, и трескотня мотора, и даже подчеркнутая невозмутимость штурмана. Казалось, все это мешало поспеть в лагерь геологов вовремя, спасти попавшего в беду человека.
К тому времени, о котором идет речь, временный лагерь геологов перекочевал в высокогорный район. Собственно говоря, если взять карту и соединить линейкой заставу и лагерь, то получалось, как говорится, всего ничего. Но добираться туда было нелегко, и мог выручить только вертолет.
В душе у Ромки кипело и бурлило, но все же он не переставал с профессиональной зоркостью вести наблюдение за всем, что проплывало далеко внизу, в узорчатых складках Голубых гор.
Оказалось, что он вел наблюдение не напрасно. Вертолет пролетал над лесом, укрывшим пологие склоны хребта, когда Ромка на одной из крохотных полянок заметил человека в коричневой куртке. Заслышав стрекотание вертолета, человек поспешно и, как показалось Ромке, трусливо скрылся в густой чаще. Спрашивается, если у человека чиста совесть, зачем ему прятаться от вертолета? Напротив, он даже из простого любопытства будет наблюдать за ним, задрав голову кверху.
Позже Ромка признался мне, что в тот миг в его душе столкнулись два чувства. Может быть, продолжать полет? Может быть, там, внизу, на полянке, никого и не было? Может быть, просто показалось? Продолжать полет — значит, больше гарантии, что они вовремя придут на помощь пострадавшему человеку. Тем более, что есть приказ. Тем более, что, возможно, пострадавшим человеком был человек, которого Ромка…
Впрочем, все по порядку. Продолжать полет! — говорил себе Ромка. А если тот, на крохотной полянке, — нарушитель? Нет, он, Ромка, не может обмануть самого себя, не может сделать вид, будто ничего не произошло. Потому что не существует ничего выше, чем чувство долга. Надо идти на посадку. Надо проверить. Пусть они немного задержатся — зато будет выполнено то, ради чего они служат на границе.
Все это росчерком молнии пронеслось в Ромкиной голове. Два чувства, совершенно противоположные, непримиримые чувства, исключающие друг друга, еще боролись между собой, а Ромка уже сообщил пилоту и о своих подозрениях, и о своем решении, и пилот уже вел вертолет на посадку. И вот уже злая струя воздуха, отбрасываемая несущими лопастями, рвет траву, раздвигает кустарник.
Вертолет выбрал себе удобную поляну, неторопливо сел, слегка клюнув носом. Еще не смолк двигатель, еще лопасти продолжали со свистом вращаться, а Ромка уже выскочил из кабины и устремился к пожилому бородатому человеку в коричневой куртке.
Человек не стремился удрать. Он приветливо улыбнулся и протянул Ромке руки.
Это был местный лесник, активный дружинник.
РУБИНОВЫЕ ОГОНЬКИ БАРБАРИСА
На рассвете Новелла вышла в маршрут. Это был один из самых сложных и опасных маршрутов, но он пролегал, как выражаются геологи, по участку, перспективному в смысле обнаружения ценных рудопроявлений, и Новелла давно рвалась разведать его. До поры до времени Мурат шуточками и прибауточками отбивал ее настойчивые атаки. Он понимал, что без предварительной разведки маршрута
