пиара, кому-то, сидящему на верхней скамейке. Он курсировал по обычному маршруту. Налоговая полиция его не трогала. Обходила стороной, заливаясь слезами. Городские бандиты ему сочувствовали, и швыряли из чёрных автоокон баксы, завернув патрон.
Одна милая особа в шерстяных ботах и в редкой белой шали, почиканной хамоватой молью, стала часто встречаться Васинькину. Она всегда быстро высовывала руку из собачьей рыжей муфты и клала в стаканчик из пластиковой бутылки, пристёгнутый к пуговке, небольшие копеечные суммы.
— Не желаете удостовериться? — спрашивал Герман, смущённый тем, что дама не интересуется его увечьем.
— Я доверяю вам, — говорила тургеневская женщина бальзаковского возраста. — Нынче не так жарко…
— Работа такая. Выбирать не приходится. Зима.
— Пойдёмте в тепло. Я — не садистка, — говорила женщина понимающе. — Да, хотя бы в нашу столовку. Я там всегда кушаю сухарики с чаем.
Они пошли в фирму питания и здорового настроения. Васинькин заказал кофе с коньяком, бутерброды с манной кашей и сёмгой. Понял, что эта особа в ботиках ему нравится. Они выпили по рюмашке ликёра, изготовленного из пепси-колы с добавлением самогона и жжёного сахара. Болтали, как старые знакомые по садовому участку. Он рассказал всё о себе. Она расплакалась, но как-то радостно блестели в её глазах хрусталики слезин. Оля протянула руку:
— Можно? …Просто. Я верю. Не муляж? Хотелось удостовериться. Знаете, столько подделок.
— Не из соседней страны. Своё. …Да. Как ненормальный. …Без удержу.
— Искала, вас. Подруги говорили, а я не верила. Думала, что так и умру без внимания. Вы не думайте, замужем была семь раз, но увы. Ничего не выходило. Не получалось. Врачи предлагали операцию в Швеции сделать. Боюсь. Инфекцию словить. Призрак СПИДа по Европе бродит.
Она пригласила его. Герман купил торт и шампанское. Она несла пакет с картошкой и солёную селёдку. В однокомнатной квартире было так уютно и спокойно, что Герман, едва раздевшись, накинулся на пакет мелкой картошки. Картошку умел пожарить так, как ни одна женщина не может. Каждый ломтик был зарумянен и посыпан зеленью. Оля выскочила из ванны в фиолетовом лохматом халате.
— Только ты не смейся, — притворно скривила губки женщина. — Дай слово, что не будешь смеяться. …Как следует, поклянись.
— Клянусь не смеяться, не болтать, не ёрничать. — Проговорил Васинькин и выключил газ. — Жареную картошку нельзя оставлять на утро. Они ели огурцы с картошкой и запивали шампанским. Торт оставили на более позднее время. Ольга добыла из-под кровати начатую бутылку импортной водки, но Герман отказался. Она хотел варить пельмени, на пачке, которой была зелёная надпись: «Холостяцкие».
— Успеешь. Завтра сваришь.
— Завтра может не быть. — Причёсывалась женщина, вздыхая.
Утром она встала рано и сварила всё, что хотела. Герман не смеялся, как другие мужчины. Он даже радовался, как ребёнок, гладя её мягкие перья на спине. Она не могла устоять перед его настойчивыми просьбами и сделала три круга вокруг люстры. От восторга Герман всплакнул.
— Ты о чём? — удивилась она. Герман гладил серые перья и вытирал глаза:
— Подушкой пахнут, — шептал счастливо.
На работу не пошли. Кто ходит на работу первого января? А тем более, у них начался медовый месяц.
Это случилось в середине апреля. Герман всё больше стал задерживаться на работе. В тот вечер пришёл поздно. Оли не было. Лохматый халат висел в ванной. Олины ключи лежали на подзеркальнике. Дверь на балкон раскрыта. В ящике от телевизора Герман увидел клочки бумаги, сено и скорлупу двух больших яиц. Васинькин слазил на чердак, спустился в подвал. Безрезультатно. И он снова начал жить своей размеренной жизнью. Иногда звонили бывшие жёны и льстиво благодарили за подарки.
Как-то ночью Герман проснулся от детского смеха. Он подумал, что приснилось, но, когда вошёл в кухню, увидел за столом двух девочек. Оленька учила их пить из стаканов, не запрокидывая головок.
Дорогое удовольствие
Жить стало, Петрович, хорошо. Телевизор. Страшно. Нервы не те. Следователь на экране сидит в полумраке спинкой, искажённым голосом вещает, дескать, мы всё знаем, у нас всё и всяк под контролем, так как пять лет следим за ними, за этим, за тем и прочими маньяками, знаем ихние, его каждый шажок, разные вкусы и привычки и даже способы убийств. По своей глупости задаю себе вопрос: «Отчего же его, их и пр. не арестовать?»
Выступает депутат, в который раз, непонятно в каком ракурсе снят — лицо это или ещё что. Сообщает, сколько законов дума выдумала, чтобы людям жилось хорошо. Жалуется, бедняга, бедным зрителям, что выдуманные законы не работают, их не все исполняют почему-то. Или законы не знают или некогда исполнять. Кто их не знает и не хочет знать, так это глубокое незнание не освобождает от ответственности. Хорошие законы не исполняют, а норовят исполнять те, что удобны и выгодны. Непонятно — кому законы плохие, а кому хорошие.
Жить стало, Петрович, интересно. Говорит вчера соседка соседке, что вода отвратительная, каждый месяц чайники меняет. Невозможно поднимать, и чайную воду наливать. Тяжёлы от накипи. Рекламу показывают, отчего стиральные машины портятся, как предотвращать поломки, чего добавлять, чтобы не было накипи. Соседка ничего не добавляет в чай, акромя сахара или варенья. Изредка заварку наливает. Поэтому и накипи в почках. Вторая соседка говорит, что воду питьевую нужно хлорировать, фторировать и смягчать по стандарту.
Говорю им, дорогие, мол, соседки, никто вам ничего не должен. Почитайте договор на водоснабжение. Там разве указали, что вода будет подаваться регулярно и нужной мягкости, чтобы её пить безбоязненно за свои внутренние и другие органы.
— Но там и не написано, что вода техническая, что её можно использовать в одном направлении, бельишко стирать, коли загрязнится, а в рот нельзя брать, а тем более, глотать дальше.
— Значит, о стиралке мы заботимся, а о ребёнках не думаем, не желаем воду пропускать через фильтрирующие аппараты. Экономите на детях?
Соседки дружно психанули, зафыркали, как кошки в марте. — Я возьми и скажи о том, что эту поганую вредоносную воду никто вам в рот не льёт. Пытались анализ сделать и узнать, чего в воде много нужного, а чего ненужного. Никто не сказал вразумительного. Говорю, что давно на пиво перешёл, так как это дешевле и понятно. На бутылке написано, что внутри содержится, из чего сделано. Врач, Петрович, мне один сказал, что почки нужно систематически промывать тёплым пивом. Вот почему мы с тобой прополаскиваем изредка организмы.
— Что я ребёнку должна вместо компота пиво наливать? — взвилась на дыбы одна милая соседка.
На водке тоже пишут, чего хотели добавить для вкуса и аромата. На договоре о воде ничего не написали — ни сколько тяжёлых металлов, ни сколько лёгких. А могли бы и количество витаминов написать, минералов, ведь вода утилизируется в канализацию, а её из системы не всегда удаляют вовремя. Она зловонно растекается между домами, впитываясь в почву, в которой проложены иные трубы — водопроводные, но такие они дырчатые и проржавевшие, что спокойно подпитываются влагой, что из канализации вытекает. Дырчато-ржавленные трубки несут водицу к краникам, что стоят на кухне и в других местах. Раз не указали, что вода питьевая, так и не пейте водичку, не к ночи помянутую. Снег ещё есть на крайний случай и холод. Сажа осядет при замораживании. Вкус приятный. Пробовал, Петрович, вкусная талая вода. Не случайно долгожители жить приехали на горы, чтобы пить ледниковую водичку. На горах нет канализации. Громадное здоровье тех долгожителей не тратится на таблетки, на завозные фрукты и овощи. У них всё своё — и шашлык, и кефир, и компот. И что им остаётся делать с этим неизлечимым здоровьем? Только одно — долго жить и радоваться, не включая телевизор.
