взметались так близко, что казалось — еще миг, и все будет закончено. Повстанцы, уничтожив технику, взяли нас в кольцо и поочередно стали подавлять разрозненные очаги сопротивления. Спасение было в немедленном отступлении на базу Галунина, если, конечно, хватит сил прорвать окружение.
Передо мной словно из-под земли выросла тощая фигура, с ног до головы закутанная в серые тряпки. Повстанец замахнулся и попробовал проткнуть мне живот изогнутым штыком. Уклонившись от выпада, я подсечкой сбил его с ног. Когда он с яростным воплем свалился на землю, я выкрутил у него из рук оружие и безжалостно проломил прикладом ему висок. Заметив еще три бегущие фигуры, вскинул оружие. Еще миг — и их срежет моя очередь…
Проклятие! У трофейного оружия отсутствовал спусковой крючок! Как из этого допотопного хлама вообще стреляли? Две пластины на прикладе, вот и все. Заметив движение сбоку, я попытался увернуться, но слишком поздно. Тяжелый приклад угодил мне в челюсть, чуть не выбив зубы. Я ударил обидчика штыком. Штык пронзил грязные лохмотья повстанца и глубоко погрузился в плоть. Из раны хлынула кровь.
Удар по затылку швырнул меня в багровую тьму.
Когда-то везение заканчивается, и наступает горькая расплата за годы безмятежного существования. Не нужно было связываться с этим чертовым Нимбом и психованным полковником. Ведь у меня были годами проверенные правила: никогда не иметь никаких дел с отсталыми мирами и ни при каких обстоятельствах не связываться с идиотами!
Наверно, в полузабытьи я бредил, повторяя их, потому что даже в полубессознательном состоянии чувствовал толчки в спину, ругань на Имперском диалекте: «Заткнись! Сам идиот!» — и удары ногами. Руки, связанные за спиной, затекли и перестали слушаться. Горло забила пыль, и при каждом вдохе казалось, будто она, раскаленная, тоннами осыпается в бездонный колодец глотки. Дико хотелось пить. Я грезил источником, из которого черпаю ледяную воду ведрами и пью взахлеб…
Сознание медленно возвращалось, принося боль во всем теле. С трудом перекатившись на бок, я осмотрелся. Свет в нашу конуру — а иначе это помещение было и не назвать — проникал через овальные отверстия в потолке. Нас была дюжина окровавленных пленников, связанных между собой ремнями. Капрал Браун в том числе.
— Ты из какой группы? Я тебя не помню… — тихо сказал лежавший неподалеку солдат.
Его броня потрескалась от пуль. Голова была перевязана тряпкой, набрякшей от крови. В голубых глазах читались мука и смирение. Взгляд обреченного.
— Вам было приказано меня сопровождать, — медленно ответил я, с трудом ворочая распухшим языком. В голове тут же запульсировала боль.
— Так значит, ты тот тип, который прилетел на корабле? Лучше бы ты сдох!
— Послушай, нам нужно бежать, пока не поздно! — попытался я его вразумить.
— Бежать? Ты в своем уме? Знаешь, как они наказывают тех, кто пытается бежать? Сдирают кожу и отрубают руки-ноги, а перед этим наматывают кишки на раскаленный прут…
Остальные пленные прислушивались к разговору, не пытаясь высказаться. Это воинство полным безразличием к своей дальнейшей судьбе начинало действовать мне на нервы.
— Тогда тем более нужно бежать! Эти ремни можно перегрызть…
— Иди к дьяволу! Мне еще жить хочется! — ответил мой собеседник. — Беги сам, если такой умный.
Скрипнувшая несмазанными петлями дверь распахнулась, впустив в пыльное помещение коренастых местных партизан. Комната сразу наполнилась запахом давно немытых тел. Сильные руки подняли нас и вытолкнули наружу.
Кругом, насколько хватало взгляда, расстилалась плоская, как столешница, унылая равнина, покрытая растрескавшейся глиной. Рядом с нашим узилищем, смахивавшим на перевернутое ведро, остановилось несколько потрепанных грузовых машин. Наша охрана состояла из грязных личностей, одетых в хламиды с широкими поясами, на которых бряцали гроздья ребристых гранат и подсумки с боеприпасами. Свои лица они скрывали под тряпками, оставив открытыми лишь глаза, пышущие злобой и ненавистью. Местные борцы за правду, мать их. Если это лицо современного партизана, тогда я председатель Галактического концерна «Вселенная». Эти чучела можно назвать иначе — бандиты. Когда дело касается личной наживы, вмиг забываются идеалы гуманизма и справедливости. Я всегда утверждал, что фундаментом любой революции являются расчетливость и насилие. Совсем не хотелось убеждаться в этом на практике. Пусть эти парни и дальше режут другим глотки, а мне нужно бежать. Но как? Руки связаны за спиной, да еще эти ремни…
Вот сволочи!
Один из партизан, перехватив мой злобный взгляд, вытащил из ножен блеснувший кинжал. Приставив острие к моему лицу, он с глухим рыком повел лезвием по коже.
— Без фанатизма, друг… — Перевитая мышцами рука схватила его за шиворот и вздернула в воздух.
Ноги бандита бессильно болтались в полуметре от земли, а лицо стало стремительно синеть. Человек, схвативший его, был полной противоположностью своих коллег по цеху. Только пока неясно, в лучшую или худшую сторону.
— Нет товара — нет денег на революцию! Сколько можно повторять? — рыкнул он на остальных. — Доктор требует качественный товар! Я не позволю сбивать цену на пленников!
Партизан был настоящим гигантом даже среди высоких людей. На нем поверх камуфляжных тряпок был надет, несмотря на невыносимую жару, безрукавный бронежилет с чужого плеча — кое-где разрезанный по бокам, чтобы ухитриться натянуть его на бочкообразную грудь. Мышцы рук были подобны канатам или корням столетнего дерева, на них вздувались вены толщиной с карандаш. Кроме бронежилета гигант носил бронированные налокотники, наколенники и круглый шлем с забралом. В таких шлемах ходили, если память мне не изменяла, солдаты элитных спецвойск почившей Империи. На ногах были не какие- нибудь стоптанные башмаки из крысиной кожи, а высокие кожаные полуботинки на толстой каучуковой подошве.
Опустив на землю едва живого подручного, он окинул суровым взглядом подчиненных. Остальным не хотелось спорить с его авторитетным мнением, поэтому нас никто больше и пальцем не тронул.
«Теперь ясно, у кого здесь яйца», — подумал я.
Что особенно меня беспокоило, так это исчезнувший медальон для связи с рейдером. Наверное, кто-то из партизан позарился на красивую вещицу. Без медальона я мог потеряться в местной навозной куче очень надолго. Чем дольше я буду считаться пропавшим без вести, тем сложнее меня будет найти. Во всяком случае, живым.
Взобравшись по очереди в пропахший машинным маслом кузов грузовика, все устроились прямо на грязных досках. Некоторые легли на спину, не в силах сидеть.
Машина, чихнув, дернулась и медленно покатила, поднимая за собой облако серой пыли. Мой наметанный глаз заметил на горизонте сверкнувший солнечный зайчик. Любопытно, кто за нами следил? Люди полковника или другие разбойнички, готовые отбить добычу у конкурентов?
Главарь говорил о каком-то докторе, к которому нас везли. Если мои подозрения верны, впереди нас ждет смерть. Ведь за всю свою жизнь я ни разу не встретил ни одного доктора, который не попытался бы отправить меня на тот свет. Док Смит не в счет.
Автоколонна спешила до ночи добраться до укрытия. Возможно, из-за новой песчаной бури, которую пророчил один из конвоиров. Вообще, нам попались на удивление разговорчивые охранники, бдительно следящие за нами одним глазом, а вторым наблюдая за игральными картами соперника. Их варварский язык был мне совершенно незнаком, что неудивительно. Только в одном человеческом секторе Галактики разговаривали более чем на ста тысячах языков и диалектов. Мысли молодчиков были для меня, словно раскрытая книга. Читая их, я в общих чертах догадывался о смысле сказанного. Как я и подозревал, нас везли к некоему дельцу, охотно скупавшему пленников. Он платил за каждого бешеные деньги. Что он с ними потом вытворял, никто не знал, но кое-какие мысли на этот счет у охранников в голове вертелись, и они меня не на шутку обеспокоили.
Наконец, машины, скрипнув тормозами, остановились перед скальной грядой. Под чутким руководством главаря нас построили в колонну и повели к скале в форме усеченного конуса. Там
