жалости покормила их.
«Все ж таки люди, — думала сердобольная женщина. — Что же им теперь, с голоду помирать?»
После сытной еды настроение у пришедших поднялось. Выяснилось, что Барсуков, поцарапав руку, ушел в медпункт.
Алик пожелал взглянуть, как валят лес. Леон нехотя потащился за ним. Все-таки обещанный рубль был действенным стимулом.
— По инструкции нельзя подходить к вальщикам ближе чем на шестьдесят метров, — боязливо объяснил он. — Можно издалека посмотреть — все и так видно. Зачем рисковать? Мало ли…
— Пошли-пошли, — пригласил десятник. — Я разрешаю. Чего увидишь-то издалека? Пусть гражданин турист своими глазами посмотрит, как люди красиво трудятся.
Направились к делянке. Здесь росли ровные, рослые, одна в одну, строевые сосны и могучие лиственницы. Щуплый низкорослый рабочий приладил бензопилу и, ни слова не говоря, подошел к высокой сосне, приноровился, включил мотор, пила зажужжала, мягко и быстро ушла в дерево. Мелкой струйкой посыпались опилки.
Рабочий не допилил до конца, глянул наверх, посмотрел по сторонам, вытащил пилу, подошел к другой сосне. Повторил все сначала. Леон и Алик беспокойно наблюдали за ним, стоя рядом с огромной, более чем в два обхвата лиственницей, за которой в любой момент можно было спрятаться.
— В случае чего, вон туда бежите, — махнул рабочий рукой в сторону от лиственницы и приставил бензопилу к ее основанию. — Да трошки отойдите, а то, чего доброго, комлем пойдет…
Алик встревоженно глянул на Леона. Тот пожал плечами:
— Батарейная валка. Надо уложить деревья в сторону просеки, чтобы можно было трелевать. Сами они не пойдут в нужную сторону. Вот он и хочет сбить их лиственницей.
— А как понять: «комлем пойдет»? — заволновался Алик.
— Ну, скользом, значит. То есть нижний конец может соскочить в нашу сторону. Так бывает, — объяснил рабочий.
Лицо Алика слегка вытянулось. Это мероприятие пахло уже не развлечением, а реальной опасностью. Он пожалел, что пришел сюда. А если этот работяга нарочно пустит на них дерево комлем, или скользом, или батарейной валкой: от него всего можно ожидать. Рабочий продолжал подпиливать дерево с разных сторон. Алик и Леон напряженно следили за каждым его движением, перебегая взглядами от бензопилы к вершине дерева и в ту сторону, куда, в случае чего, им велено было бежать.
— Может, хватит, пойдем? — нерешительно предложил Леон.
Алик промолчал, привороженно наблюдая за рабочим и болезненно ощущая, как сердце его замирает в тихой истоме страха.
Др-р-р, др-р-р — легонько, нежненько пела пила. Ствол лиственницы дрогнул, и вершина качнулась.
— Пошла! — нервно крикнул Леон, сцепляя и расцепляя руки. Алик перестал дышать.
Но лиственница никуда не пошла.
— Э-э, собака! — ругнулся рабочий. — Пилу заклинило. — Он подергал за ручки пилы, обошел вокруг дерева. — Еще трошки осталось, — озабоченно сказал он. — Самую малость. Придется подтолкнуть.
Рабочий принес лесину, уперся ее концом в ствол дерева и стал изо всех сил толкать его. Лиственница чуть-чуть вздрагивала и не поддавалась. Уж слишком она была величественной, метров сорок высотой и в добрых два обхвата. Человек, толкающий ее, казался смешным и маленьким.
— Ну-ка, вы, подсобите, — позвал рабочий.
Алик и Леон нерешительно подошли. Рабочий отдал им свою лесину, а сам принес другую. Они уперлись и стали толкать дерево. Лиственница зашаталась.
— Чуть сильнее — и пойдет, — уверенно сказал рабочий. — Разом по моей команде толкайте, а то сюда завалится. Ну, взяли!..
Все трое, напрягаясь, стали раскачивать дерево.
— Пошел! — радостно крикнул рабочий. Алик и Леон дернулись в рывке. Дерево качнулось раз, второй, третий — и пошло, пошло… Все задрали кверху головы. Лиственница, казалось, заваливалась прямо на них.
— Давай еще! — закричал рабочий, но Алик и Леон, подпрыгнув, как гончие, уже стремительно мчались прочь. И никакая сила не могла бы остановить их в эту минуту. Когда за спинами бегущих раздался громоподобный раскатисто-гулкий удар, Алику показалось, что ему прямо в спину ухнули из тяжелого орудия. Он оглянулся и тут же, споткнувшись о поваленное дерево, со всего маху шмякнулся оземь.
— Эй, вы, герои, — посмеиваясь, позвал их рабочий, — вертайтесь!
Алик и Леон конфузливо подошли.
— Как бежали, а? Так и убиться недолго, — покачал головой рабочий. — Много в вас заячьей крови. А ведь из-за вас меня могло прихлопнуть.
— Так показалось, что валится прямо на нас, — оживленно сказал Леон, радуясь, что остался жив.
— Если бы на нас валилось, разве туда надо было бежать? Совсем рассудок потеряли от испугу. Ну, теперь геть отсель! — рабочий снизу вверх небрежно махнул рукой, точно мух отгонял.
Алик и Леон, не заставляя просить себя дважды, отправились восвояси, в общежитие.
— Значит, ничего не помогает? — по дороге с живым интересом спросил Алик.
— Как не помогает?! — возразил Леон, открывая дверь в комнату. — Два моих друга ушли в люди. Работают. Все честь по чести. Один я остался такой… А горбатого, сам понимаешь, и могила не исправит. Ладно. Привет тебе. Гони-ка рубль, как договорились. И будь счастлив, милаша. Вот он, твой Барсуков, уже здесь.
Алик расщедрился — дал три рубля.
— Ну, здравствуй, Барсучок! — сказал он, насмешливо-дружелюбно глядя на удивленного Барсукова. — А ну выйдем. Есть дело.
Через две минуты в кармане Барсукова уже грелась пятерка, которую ему в порядке компенсации за услугу выдал Алик.
— Ты наследник? — понизив голос, сразу же деловито осведомился Алик.
— Кто? — не понял Барсуков.
— Ну, тот самый. Племянник фаворитки, у которой статуэтки.
— Нет, наследник Леон. Идем обратно, — улыбнулся Барсуков. — Вот показывает трешку своим лахудрам. Видишь, как радуются. — Барсуков кивнул на Леона. — Не иначе он, стервец, назвался моей фамилией. Так, на всякий случай…
— Бог мой! — торжествуя, выдохнул Алик. — Значит все — чистая правда. Такая тетка может быть только у такого породистого жеребца. И ни у кого другого.
— Ну что же ты, разбойник, — сказал Алик Леону, ласково поглаживая его плечо, — сразу к своим красулям убежал. Может, посидишь с нами? Выпьем, поболтаем. Ставлю бутылку.
Глаза Леона загорелись:
— А девочки?
— Никуда они не убегут, твои девочки. Подари им трешку. А я тебе еще дам. Пойдем в столовую. Там хоть посидеть можно, да и закусь горяченькая. Все ж приятней, чем просто лакать эту отраву.
— Согласен, — не заставил себя упрашивать Леон. — Пошли. Давно я не сидел по-человечески.
С необыкновенным тщеславием он рассказывал о своей жизни и о всех своих родных. В том числе, конечно, и о тетке, живущей, как оказалось, в Придонске.
Архипасов подливал в стакан Леону водку и деловито задавал вопросы. Тщеславию эстета не было границ. Казалось, это не тетка, а он сам когда-то блистал в свете и был любовницей великого князя — члена императорской фамилии. Правда, его то и дело уводило в сторону, но Алик, как опытный следователь, упорно возвращал его к тетке и ее статуэткам.
— Танагрские статуэтки, милый мой, украсят любой первоклассный музей. У тетки их две, и обе без малейшего дефекта. Я сам удивляюсь. Две такие маленькие вещицы длиной как лезвие этого столового ножа, а так баснословно дорого стоят.
— А кого они изображают? — спросил Алик.
