сделает этой глупости – не пустит их сюда пастись. – Она тепло улыбнулась Таунсенд. – Благодарю Вас.
Таунсенд ответила ей улыбкой. Ей очень понравилось, что она, наконец, встретила кого-то в Версале, кто показался ей добрым, открытым и даже дружелюбным. Эта женщина была, по крайней мере, лет на десять старше ее, но, как ни странно, они были похожи: обе ниже среднего роста, стройные и изящные. Как и у Таунсенд, глаза француженки были голубыми, а волосы тоже белокурыми, но с красноватым отливом.
– Вы знаете, – призналась она Таунсенд, сопровождая слова самодовольной улыбкой. – Я привязалась к этим несмышленым животным. Я знаю, что это глупое чувство, но... – Она внезапно прервала себя и уставилась на кого-то позади Таунсенд. – Бог мой .'Кто это так сердито скачет сюда? Может быть, он ищет Вас, мадемуазель?
Таунсенд быстро обернулась. Иссиня-черная лошадь скакала к ним по окаймленной деревьями дорожке вдоль противоположного берега ручья. Таунсенд похолодела, узнав во всаднике Яна Монкрифа. Он заметил ее в тот же самый момент, потому что вдруг направил коня через ручей и поспешил через луг к ним.
– Боюсь, это мой муж, – призналась Таунсенд. – О, он, кажется, сердится? Извините. Наверное, мне лучше уйти.
– Господи, нет! Я бы ни за что не хотела пропустить эту сцену!
Таунсенд уставилась на нее, а Монкриф в этот момент резко осадил лошадь около них, забрызгав грязью подолы их юбок.
Растрепанный, в одной рубашке, Ян спешился. Таунсенд уже было приняла горделивую позу, но, к ее удивлению, он молча устремился мимо нее. Не веря своим глазам, она взирала на Яна, склонившегося в низком поклоне перед ее собеседницей.
– Судя по всему, ваш характер не улучшился за время вашего отсутствия, – упрекнула его француженка, улыбаясь. – Как вам не стыдно так плохо обращаться с вашей очаровательной женой?
Красивое лицо Яна было холодным, и он не потрудился ответить ей улыбкой.
– Извините великодушно, Ваше величество. Я не знал, что она с вами.
– Вы хотите сказать, что отругали бы ее, будь на моем месте кто-то другой?
– Да, и сделал бы еще что-нибудь, – мрачно ответил Монкриф.
– Тогда я чувствую, что оказала вам небольшую услугу, – сказала она Таунсенд. – И это, скажем, было платой за ваш ценный совет в отношении заболевших овец. – Ее глаза сверкнули при взгляде на Яна, казалось, не замечая, в каком он гневе.
– Я, конечно, слышала, что вы женились, хотя и не знала вашей невесты. Мне сказали, что она англичанка, что и объясняет ее акцент, хотя, могу вас заверить, ваш французский весьма хорош, – поспешно добавила она, обернувшись к Таунсенд.
– И я получила удовольствие от нашей встречи. Будем надеяться, не последней. Надеюсь также, мадам, что вам не придется раскаиваться в том, что вы вышли замуж за этого вспыльчивого человека.
– Говоря это, она улыбнулась Яну и удалилась.
– Маленькая дуреха! – взорвался Ян, как только он и Таунсенд остались вдвоем. – Какого дьявола вы здесь делали?
Таунсенд готова была заплакать, но держалась, можно сказать, героически.
– Овцы. Я проходила мимо, и она спросила меня, что с ними.
Ян уставился на страдающих животных с отвращением.
– Они явно больны и дурно пахнут, идемте! Схватив ее за руку, он потащил ее за собой и взялся за поводья коня. Когда Таунсенд попыталась вырваться, не желая ни в коем случае возвращаться с ним, он грубо дернул ее за руку.
– Прекратите, дуреха! Может быть, она еще наблюдает за нами.
– Кто? Эта женщина? А кто она? Кто-то из королевской семьи?
– Кто-то из?.. – Он удивленно воззрился на нее. – Господи, Таунсенд, неужели вы такая бестолковая? Это была Мария-Антуанетта, королева Франции.
Таунсенд раскрыла рот от изумления. Она быстро оглянулась, но дорожка позади нее была пуста.
– Антуанетта любит изображать из себя крестьянку, – мрачно продолжал Ян, перебросив поводья через голову коня. – Это одна из причин, почему французские крестьяне ее так презирают.
Она живет в этом уголке Версаля точно во сне и тратит сумасшедшие деньги. Людовик поощряет все ее прихоти, включая вон ту деревню – точную копию настоящей. Отсюда не видно, но у нее есть ферма с джерсейскими призовыми коровами и овцами. Антуанетта настояла на том, чтобы сюда привезли настоящих крестьян из деревни ухаживать за скотом и обрабатывать землю, хотя и сама она не гнушается сбивать масло и порой играть роль пастушки.
Таунсенд молчала. Уловив предостережение в тоне Монкрифа, она сочла за лучшее не раскрывать рта. В нем бушевала ярость, и, когда он посадил ее перед собой в седло, то обхватил за талию так сильно, что она чуть не вскрикнула от боли, пытаясь высвободиться, но этот утонченный аристократ грубо одернул ее и прижал вплотную к себе.
– Сиди смирно, слышишь?! – раздраженно прошептал он ей на ухо.
Оскорбленная, Таунсенд закрыла глаза. Ей были ненавистны руки Монкрифа, охватившие ее так, что она касалась головой его подбородка. Она слышала биение сердца Яна за тугими мускулами его грудной клетки, и почему-то соски на ее груди набухли. Смущенная этим, она стыдливо шевельнулась, но получилось, что она еще интимнее прижалась к его бедрам, что вызвало боль в сердце и странную, волнующую слабость между ногами. И она дивилась тому, что может желать этого человека, которого поклялась ненавидеть.
Таунсенд пыталась убедить себя, что никогда больше не захочет заниматься любовью с Яном
