– Ты волнуешься, малышка?
Сразу узнав этот хриплый тон и его значение, Таунсенд нервно сглотнула.
– Я... я думала, принц де Пуа ждет вас.
– Ждет, но я всегда могу заставить его еще подождать.
Таунсенд показалось, что она сейчас должна закрыть глаза под его внезапным слепяще ярким взором. И, когда она закрыла их, то почувствовала, что его руки взяли ее за плечи и медленно привлекли к себе. Она тихонько вскрикнула и попыталась оттолкнуть его.
– Пожалуйста, не надо!
Ян уверенно прижал ее крепче, привлекая к себе, пока его рот не устремился жадно к ее рту. Его язык коснулся ее языка, и Таунсенд стала задыхаться. Ее колени подогнулись. Ян быстро подхватил ее, поднимая ее и сминая ее юбку между своих ног, и приник ко всем изгибам ее тела своим твердым, нетерпеливым телом.
Желание немедленно вспыхнуло меж ними, неизбывное, непреодолимое, и он с трудом оторвал свой рот от мягких податливых губ Таунсенд. Подняв ее на руки, он ногой распахнул дверь спальни. Очевидно, Эмиль побывал здесь, чтобы погасить свечи и отвернуть покрывало, прежде чем уединиться в свою комнату и ждать прихода хозяина из игорных зал.
Красивое лицо Яна было застывшим от желания, когда он опускал Таунсенд на постель и склонился над ней, снимая с нее платье. Он поцеловал ее нагие плечи. Голова Таунсенд запрокинулась, и она выгнулась под ним с тихим стоном.
– Наверное, я вообще отложу свое свидание с принцем, – прошептал Ян, жадно вглядываясь в нее. – Но только если ты сделаешь так, чтобы я не пожалел.
В ответ Таунсенд дотянулась до его головы и стала теребить волосы Яна. Притянув его к себе, она поцеловала его медленно, давая почувствовать свою страсть. С некоторым удивлением он понял, что хорошо научил ее. Таунсенд слегка улыбнулась, почувствовав, как он вздрогнул в ответ.
Она позволит ему играть в его глупые карты только после того, как он ее приласкает, если у него будут силы после этого.
На следующий вечер они стояли вместе под аркой Военного салона перед
Зеркальный зал был освещен в этот вечер тремя тысячами свечей, горевших в ниспадающих хрустальных канделябрах в руках у позолоченных фигур в рост человека. Сверкали позолоченные мраморные колонны и панели бесценного венецианского стекла, а паркетные полы отдавали золотистым блеском. Фрески на потолках, изображающие многочисленные победы Короля-солнце, затмевались блестящими драгоценностями и изысканными атласными и парчовыми нарядами придворных, прогуливающихся под этими потолками. Богато украшенные столы, ломившиеся под тяжестью цветов и миниатюрных апельсиновых деревьев в серебряных кадках, стояли между высокими окнами. Между ними и везде, вдоль чрезвычайно длинного сверкающего зала, толпились придворные господа и дамы среди иностранных сановников, величественных швейцарских гвардейцев и вездесущих «голубых юношей», предлагавших шампанское. Придворные сплетничали и разглядывали друг друга, демонстрируя наряды, а также обменивались утонченными приветствиями.
– Дух захватывает от этого, правда? – спросил Ян, когда они остановились под аркой, рассмотреть получше эту ошеломляющую сцену. Таунсенд молча кивнула. – Вы привыкнете к этому.
Она решительно покачала головой, и губы Яна тронула улыбка. Более искушенная женщина сочла бы ненужным показывать такое неприкрытое восхищение, но Таунсенд, очевидно, не очень-то заботилась о том, что она выглядит, как любопытная школьница. Как ни странно, ему нравилось, что ее это не волнует. Когда она закинула голову, чтобы посмотреть на потолок, взгляд Яна упал на ее шею, где бился пульс. Он вспомнил свои ощущения, когда он целовал это место на ее шее прошлой ночью и как его ревность и ярость растаяли, перешли в трепетную страсть, когда Таунсенд наконец отдалась ему, обвив его своими стройными ногами и руками. При этих воспоминаниях он почувствовал знакомое напряжение в пояснице и заставил себя думать о другом. Повернув голову, он стал рассматривать собравшуюся толпу и вдруг застыл.
Женщина в темно-красном бархатном платье и огромном напудренном парике об руку с Эдуардом Мансаром устремилась к ним. Она была хороша чувственной красотой, но решительная складка губ старила ее и делала более жесткой. Луиза дю Бертен, бывшая любовница герцога де Верена и причина последней дуэли Яна, женщина, косвенно виноватая в его последующем за дуэлью решении удалиться из Версаля вместе с двоюродной бабушкой Изабеллой. Должно быть, Луиза вернулась из своего поместья на севере прошлой ночью и, очевидно, Эдуард не теряя времени рассказал ей о женитьбе герцога Война.
– Луиза, – вежливо пробормотал Ян, когда она и Эдуард остановились перед ним.– Это сюрприз, настоящий приятный сюрприз. Низко поклонившись, он поцеловал руку Луизы и, подняв голову, поймал промелькнувшее на лице Эдуарда разочарование. Это развлекло его, и он рассмеялся. Неужели этот молодой глупец ожидал, что он, Ян, поступит по-другому? Может, он ожидал, что Ян, как какой-нибудь зеленый юнец, выкажет гнев или смущение от неожиданного приезда Луизы? Она, очевидно, ожидала что- нибудь в этом роде, потому что вдруг нахмурилась и похлопала по руке Яна веером.
– Это мне надо удивляться, – сказала она ему холодно, очевидно, желая испортить встречу. – Только что Эдуард сообщил мне, что вы женаты. Какое потрясение! Вы – женаты?! – Говоря это, она повернула свое сердитое нарумяненное лицо к Таунсенд. – Так вот эта невезучая девушка, да? О, Боже, как она молода, еще совсем ребенок! Вам уже есть тринадцать, дорогая? Четырнадцать?
– Восемнадцать, – любезно ответила Таунсенд. – Несомненно, я родилась как раз, когда вы праздновали свой двадцатый, нет, – тридцатый день рождения, наверное?
Луиза побелела, так как немолодой возраст был ужасом, постоянно омрачающим ее жизнь.
– Да, вы, наверное, правы, – сказала она, стараясь вернуть себе свою величавость. – Конечно, я жила здесь, в Версале все эти годы. Моя мать была камеристкой мадам Помпадур.
