— ведь характер у бедной девочки был такой, что она всех нас выводила из себя. — Она кинула взгляд на Аллейна. — Откровенно говоря, она порой откалывала такие штучки, что почти у любого из нас возникало желание отправить её на тот свет.
— Это верно, мисс Трой, — согласилась Филлида Ли, продолжая с вызовом смотреть на Кэтти Босток. — Но ведь не каждая из нас в открытую заявляла об этом!
— О Боже…
— Кэтти! — предостерегающе подняла руку Трой. — Прошу тебя!
— Но ведь она намекает, что я…
— Нет, нет, — отмахнулся Ормерин. — Давайте соблюдать чувство меры, как предложила мисс Трой. Если бы люди убивали только лишь из-за обиды или досады, то на Земле давно бы уже никого не осталось в живых. Тот же из нас, кто сделал это на самом деле…
— Я совершенно не понимаю, почему вы так уверены, что убийцу следует искать именно среди нас, — капризным тоном произнесла Вальма Сиклифф.
— Я тоже, — прогнусавил Малмсли. — Кто знает, может у поварихи был зуб на Соню и она, воспользовавшись нашим отъездом, проникла в студию и…
— Это что — шутка? — презрительно фыркнул Хэчетт.
— На мой взгляд, совершенно очевидно, что полиция не считает случившееся шуткой, — громко произнёс Ормерин. — Тем не менее, этот вежливый господин, мистер Аллейн, сидит тихо, как мышка и наблюдает, как мы выставляем себя на посмешище. Он не хуже нас понимает, что убийца Сони присутствовал в студии в тот день, когда мы затеяли эту возню с кинжалом. Это ежу ясно. Однако очевидного мотива у этого преступления нет, поэтому мистер Аллейн сидит и молчит в тряпочку, надеясь, что кто-то из нас проговорится. Он помалкивает, а мы болтаем.
— Вы попали не в бровь, а в глаз, мистер Ормерин, — улыбнулся Аллейн. — После такого пылкого разоблачительного выступления мне уже ничего не остаётся, как признать свою вину.
— Ага, говорил же я вам! — торжествующе воскликнул Ормерин. — Так вот, что касается этого убийства, помяните моё слово — это было crime рassionel[10]. Девушка отличалась необычайной любвеобильностью.
— Любвеобильность — не тот порок, за который приходится расплачиваться жизнью, — с лёгкой улыбкой заметил Аллейн.
— Девчонка ревновала, — сказал Ормерин. — Она просто исходила от ревности и обиды. Всякий раз, как Гарсия пялился на Сиклифф, она буквально на стенку лезла. А заявление Пилгрима о том, что он помолвлен с той же Сиклифф, вконец разбередило её раны.
— Не говорите ерунду! — свирепо сверкая глазами, выкрикнул Пилгрим. — Вы хоть соображаете, что плетёте, Ормерин?
— Разумеется. Малышка была охоча до мужчин.
— О Боже, — покачал головой Малмсли. — Наш французик вообразил, что он на Монмартре.
— Типичная прошмандовка, — гоготнул Хэчетт.
— Да, и это бросалось в глаза, — кивнул Ормерин. — Когда же на горизонте появилась более неотразимая — более troublante[11] — женщина, Соня начала безумствовать. Из-за того, что Сиклифф…
— Прекратите чернить Вальму! — заорал Пилгрим.
— Бейсил, лапочка, ты просто прелесть, — проворковала Вальма Сиклифф. — Настоящий рыцарь. Но ведь она и вправду жутко ревновала ко мне. Мы все это знаем. Да и к тебе, мой зайчик, она была весьма привязана.
— По-моему, мы немного отвлеклись, — сказала Трой. — Если разговор продлится в том же русле, то мы вскоре поймём, из-за чего Соня хотела убить Вальму, Пилгрима или Гарсию, — но ведь убили-то её!
— Логично, — пробормотал Аллейн. Трой метнула на него подозрительный взгляд.
— Я правильно понял, что вы подозреваете одного из нас? — спросил Ормерин, пристально глядя на Аллейна.
— Или Гарсию, — добавила Кэтти Босток.
— Да, про нашего ловеласа тоже забывать не стоит, — согласилась Сиклифф.
— И ещё — про слуг, — добавил Малмсли.
— Хорошо, — закивал Ормерин, по-прежнему не спуская глаз с Аллейна. — Сделаем поправку. Итак — вы подозреваете одного из нас, или Гарсию, или — если будет угодно, — кого-либо из слуг. Так?
— Свои сработали, — многозначительно произнёс Хэчетт, довольный, что выражается на понятном полицейским языке.
— Что ж, — произнёс Аллейн, обращаясь к Ормерину. — Я бы, конечно, ответил на ваш вопрос, но пока мы ещё слишком мало знаем. Что касается круга подозреваемых лиц, то моя подозрительность границ не имеет. С данной же минуты я намереваюсь перевести наше общение за круглым столом в более жёсткое русло. — Он взглянул на Хэчетта. — Как давно вы уже работаете без поддона на вашем мольберте?
У австралийца отвалилась челюсть.
— А? — ошарашенно переспросил он. — Что вы имеете в виду?
— Это очень просто. Когда в последний раз видели поддон, или нижнюю планку с жёлобом — не знаю, как правильно — на вашем мольберте?
— А — лоток! А разве его там нет?
— Нет.
— Ах, да! Все верно. Я снял его, чтобы вколотить кинжал между досками.
— Что! — взвизгнула Филлида Ли. — А — поняла!
— Вы, наверное, имели в виду тот день, когда вы все экспериментировали с кинжалом? — подсказал Аллейн.
— Что? Ах, да, конечно.
— И с тех пор эта штуковина валялась на полу?
— Наверное. Стоп, один моментик — я должен покумекать. Щас — репу почешу. Ню-ют — вовсе не валялась. Лоток был на месте — в пятницу после обеда я ставил на него баночку с разверителем.
— Он имеет в виду растворитель краски — терпентин, — подсказала Трой.
— После обеда? — уточнил Аллейн.
— Да, точно — вспомнил! Я завалил после обеда позырить на ту хрено… картину, что намалевал. Вы как раз выходили из студии, Ормерин — динкум?
— Да. Я только посмотрел на свою работу, как мне стало дурно и я поспешил уйти.
— Угыы. Вот, значит, причапал я в студию и чешу репу — не поиграться ли чуток с мокрой краской. Сечёте? Только, значит, я приладился и мазнул пару раз, как слышу — старина Ормерин взывает, что, мол, автобус через десять минут уже отвалит. Ну, вот, всобачил я, значит, кисть в раззвери… в раствердитель, и сделал ноги. Но баночка стояла на лотке как пить дать — это сущая динкуха.
— А сегодня утром лоток был на месте?
— У-уу, точно! Не был. Да и вечером во вскрысиню — тоже.
— В воскресенье вечером? — встрепенулся Аллейн.
— Точно. Когда мы вернулись — сечёте? Я почапал в студию сразу после чая.
— После чая? Мне казалось, что вы вернулись из Лондона в… — Аллейн сверился со своими записями. — Да — в половине седьмого[12].
— Совершенно дин… точно, мистер Аллейн. Мы закончили пить чай около половины девятого.
— Наш джентльмен имеет в виду ужин, инспектор, — пояснил Малмсли с презрительной гримасой. — У этих антиподов, похоже, принято пить чай на ночь.
— Слушайте, сходите в задницу, — предложил Хэчетт. — Я причапал в студию около половины девятого, инспектор. «После ужина», если слушать придурков с чиреями, хотя на самом деле — после чая.
— И вы зашли в студию?
— Ещё бы. Она была заперта, но ключ висел рядом на гвозде, так что я отомкнул дверь и зыркнул глазом на свою картину. Ух и здорово же она смотрелась при искусительном освещении, мисс Трой! Вы видели её вечером, мисс Трой?
