Тайки с несчастным видом кивнул головой.
Тор развернулся и направился к выходу. Но Тайки остановил его и, схватив за руку, встревоженно замычал.
— Не волнуйся, — бросил Тор. — Я не такой дурак, чтобы выдавать ей Энгуса. Я умею хранить тайны. Все, что я хочу, — это защитить ее.
Тайки успокоился и отпустил Тора. В этот момент на его лице не было и следа враждебности.
— Меня пригласили к ним на чай в воскресенье, — задумчиво добавил Тор. — Джуэл не хочет, чтобы я туда ехал, но я все же поеду. Врага нужно узнать поближе. А ты как думаешь?
Тайки оценил эту идею, и глаза его одобрительно сверкнули. На сей раз он был полностью согласен с Тором. Как и все прочие обитатели Драмкорри, кроме Джуэл, конечно. Мысль о том, что Тор станет общаться с Маккензи из Чалиш-Хауса, доводила ее до бешенства. Сперва она попыталась поколебать решимость Тора презрением. Когда же ей это не удалось, она перешла к спорам и оскорблениям, но с тем же успехом. К воскресному утру фантазия ее истощилась. Джуэл сдалась и решила вообще больше не говорить с Тором.
Тор оказался на удивление терпелив ко всем ее причудам. Он уже достаточно привык к непростому характеру своей жены и не обращал внимания на обидные слова, поскольку понимал, что сейчас ею движет страх. Кроме того, ему было приятно думать, что она возражает против его поездки потому, что заботится о его же благе. Но естественно, когда за час до отъезда Тор рискнул высказать это предположение вслух, Джуэл ответила так злобно, что он, наконец, потерял всякое терпение.
— А ты — испорченная девчонка! — заявил он в ответ на сравнение его с бесхребетной жабой. — Ты всю жизнь вытворяла, что хотела, а все ходили перед тобой на задних лапках. И сейчас ты бесишься просто потому, что не можешь добиться своего. Разве я не прав, Джуэл?
Джуэл не поверила своим ушам. Все ходили перед ней на задних лапках? Баловали и портили ее? Да он сошел с ума!
Джуэл изо всех сил попыталась подыскать какой-нибудь сокрушительный ответ, но нужные слова никак не приходили ей на ум. Они с Тором стояли в зале, мрачно глядя друг на друга. Тор дожидался Пирса Макинниса, который должен был привести ему лошадь. Для визита в Чалиш-Хаус он тщательно принарядился, и одного этого уже было достаточно, чтобы вызвать у Джуэл очередную вспышку ярости.
Кто-то из домашних (наверняка эта предательница Анни Брустер!) перешил для Тора брюки и расшитый жилет, в котором он был просто умопомрачительно красив. Тор причесал свои длинные черные волосы и перевязал их лентой, что придало его ястребиному лицу странное, хотя и несколько грубоватое очарование. Со дня их свадьбы Тор ни разу не удосужился сделать такую прическу, чтобы порадовать Джуэл, зато для Касси Маккензи, этой длинноногой дуры, он расстарался!
Впрочем, Джуэл мучила не столько ревность, сколько невыносимое болезненное ощущение, что все ее предали. Мысль о том, что Тор может оказаться на стороне обитателей Чалиш-Хауса, доводила ее до слез. Может быть, рассказать ему о тех ужасных вещах, которые творила Миллисента Маккензи?
Но Тор не поверит ей. Он обвинит ее в том, что все это она придумала из ревности. А это будет страшнее всего.
В конце концов, она просто замкнулась и ушла в себя. Спорить с Тором дальше было бессмысленно, и в ответ на его последнее оскорбление Джуэл просто промолчала. Искра гнева в ее прелестных глазах потухла, а на лице появилось печальное и настороженное выражение.
В этот момент она показалась Тору похожей на воробья, скрывающегося в кустах от взгляда парящего сверху ястреба. Внезапно он вспомнил, что такая же перемена произошла с ней во время неожиданного визита Миллисенты Маккензи. Тогда Тор долго ломал голову над загадкой поведения Джуэл, поскольку прежде он еще ни разу не видел, чтобы его отважная жена сдавалась без боя.
Но теперь, припомнив рассказ Энгуса, он почувствовал, как на него нахлынула неожиданная волна нежности. Он едва устоял перед желанием заключить Джуэл в объятия и погладить ее по голове. Напрягшись, он сжал кулаки и засунул руки в карманы. Он понимал, что сейчас к Джуэл лучше не прикасаться.
Во дворе послышался цокот копыт. Джуэл бросила на Тора долгий, полный отчаяния взгляд. Тор стиснул зубы.
— Ты уверена, что не хочешь поехать со мной? — спросил он, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
Джуэл вздернула подбородок.
— Нет, спасибо. У меня слишком много дел дома.
— Понимаю.
Они обменялись напряженными взглядами. Тор слегка поклонился ей, как кланяются джентльмены малознакомым дамам.
— До вечера, мэм.
Джуэл, сжавшись в комок, проводила его взглядом. Тор не оборачиваясь вышел за дверь. Джуэл с трудом подавила желание броситься за ним и умолить его остаться. Она задыхалась, стараясь удержаться и не окликнуть его. Горло ее сжималось от слез, Нет, она скорее умрет, чем обратится к нему с просьбой!
Копыта застучали по каменной дорожке. Затем стук затих: дорожка кончилась, и лошадь поскакала по плотному слою торфа.
— Скатертью дорога! — воскликнула Джуэл, но голос ее задрожал, и она закусила губу, чтобы сдержать слезы.
Глава 16
Далеко к югу, в пустынном пограничном графстве Эр, рассветные лучи разогнали сумрак ночи, которая была там столь же беспокойной, как и в Глен-Чалиш. По длинным коридорам замка Аберкрэйг сонно бродили слуги, зажигая свечи в канделябрах и отдергивая тяжелые занавеси. Седой управляющий вышел в зал, чтобы отпереть входную дверь: это тоже входило в утренний ритуал. За ним семенила нетерпеливо позвякивающая ключами экономка.
— Я пойду на кухню, мистер Бенниш. Его светлость вскоре прикажет подавать завтрак.
Управляющий что-то проворчал в знак согласия. Как только гулкие шаги экономки затихли в отдалении, раздался громкий звон колокольчика. Мордарт Бенниш снова заворчал и, подволакивая ногу, двинулся по коридору на зов хозяина.
В восточном крыле замка царила ледяная стужа. Ветхие тростниковые тюфяки нисколько не согревали камень, а занавески колыхались от сквозняков. Ветер, дувший с пограничных холмов Эра, порой был настолько сильным, что мог разбить открытое окно, поэтому лорд Аберкрэйг не желал рисковать и тратиться на драгоценное стекло.
Когда Мордарт Бенниш шаркая, вошел в спальню, граф Аберкрэйг уже завершал свой утренний туалет. Окончив бриться, он насухо вытер полотенцем подбородок и вздрогнул от холода.
— Доброе утро, ваша светлость.
— А, Бенниш!
— Миссис Твидхэм приготовила завтрак. Чай уже несут.
— Знаю, знаю. Я не затем звонил. Я проснулся посреди ночи и с тех пор глаз не сомкнул.
Бенниш придал своему лицу подобающее моменту сочувственное выражение.
— Снова желудок, милорд?
— Нет, при чем здесь желудок! Всему виной эта чертова Маккензи, что написала мне о моем племяннике! Я полночи пролежал без сна, думая, что бы предпринять, и, похоже, придумал.
Малькольм Колбэйн Камерон, четвертый граф Аберкрэйг, был мужчиной огромного роста с мощными плечами и густой гривой черных волос, нисколько не поседевших, несмотря на его преклонный возраст. Как и у его племянника, Тора Камерона, у него были пронзительные голубые глаза и римский нос. Но если у Тора в глазах светились дерзость и тайная воля к жизни, то глаза его дяди были холодны и невыразительны.
Граф Аберкрэйг был жестким и непреклонным человеком, принципиально не проявлявшим ни к кому милосердия. Он не щадил ни слуг, ни своих жен (к настоящему времени все они уже умерли), не говоря уже о своем последнем оставшемся в живых родственнике — Торе, единственном сыне его покойного брата Тарквина.
