мнению, было вообще-то зряшным занятием:
— На вашем месте, сэр, я не стал бы беспокоиться. Но все-таки оставьте, если можно, свой адрес и телефон. Знаете, просто так, на всякий случай.
Перри дрожащим голосом продиктовал цифры констеблю, который занес данные в свой блокнот.
— Спасибо, мистер Персифаль, и до свидания, — попрощался Аллейн.
Перри повернулся, дошел до дверей и обернулся.
— Похоже, все, кроме меня, идут по домам парами, — невесело улыбнулся он. — Что вообще-то странно и наводит на грустные мысли. Уж не знаю, что думают обо мне, но ведь все-таки кто-то из актеров — убийца. Ну да ладно, вы знаете свое дело. Не стану мешать. Доброй ночи.
Вслед за ним вошла Гая Гейнсфорд в сопровождении верного седовласого Дорси.
— Я не могла заставить себя прийти в одиночку в это скопище монстров, — попыталась оправдаться она с выражением откровенного ужаса на лице.
— Конечно-конечно, все в порядке, мисс Гейнсфорд, — заверил ее Фокс, снова тужась изобразить голосок помягче и понежнее, что напоминало попытку сыграть колыбельную на валторне в сопровождении полкового барабана.
Гая тоже оставила свой адрес и номер телефона. Дорси, обычно красное лицо которого теперь мало отличалось по цвету от шапки седых волос, молча стоял у дверей и, как только процедура закончилась, сразу же вывел свою возлюбленную из ужасного места. Они вышли, держась за руки, как влюбленные гимназисты.
Затем появился Адам Пул.
— Знаете что, суперинтендент, — вздохнул он устало, — если кто-то из моей шарашки будет арестован, то я хотел бы присутствовать при этом. Все-таки я продюсер и за все в ответе… некоторым образом. Но, видите ли, мне бы хотелось проводить мисс Тарн домой — это минут десять езды, — а затем вернуться. Если вы еще будете здесь, то…
Адам помолчал и вдруг выпалил:
— Я говорил с Жаком Доре!
Аллейн подумал и закурил.
— Ну что ж, — ответил он, выпуская дым из ноздрей. — Я готов дождаться вас и буду рад, если вы вернетесь…
— А как Элен? Она, по-моему, уже на пределе.
— Похоже, — кивнул Аллейн.
— Элли! — позвал Пул. — Ты уверена, что хочешь поехать одна?
Вошла Элен Гамильтон, в широкополой черной шляпе, скрывающей круги у нее под глазами, с лицом, припудренным так тщательно, что следов усталости практически не было заметно…
— А машина пришла? — спросила она, не глядя на Пула, и Фокс ответил:
— Да, мэм, она во дворе. Констебль проводит вас.
— Если позволите, — Элен посмотрела на суперинтендента Аллейна, — если позволите, я бы хотела, чтобы со мной поехал Джейко… То есть мистер Доре… Передайте ему, пожалуйста, что я жду его в машине.
Пул вышел вслед за ней, на пятки ему наступал констебль Миног.
Через минуту вошла Мартина. Она смотрела на Фокса, который записывал ее адрес, и все плыло у нее перед глазами. Она даже забыла сказать то, что давно хотела, суперинтенденту, который в отличие от своих сотрудников вовсе не походил на полицейского.
— Джейко просил меня назвать и его адрес, — сказала Мартина смущенно. — Дело в том, что наши адреса совпадают — я снимаю у него комнату…
Девушке показалось, что эта фраза прозвучала весьма подозрительно и почти неприлично для молодой особы, но Аллейн только спросил:
— А что, мистер Доре уже ушел?
— Кажется, он намеревался ждать мисс Гамильтон в ее машине…
— Ну что ж, а вот мистер Пул собирался проводить вас.
Мартина непроизвольно улыбнулась от одной мысли об Адаме.
Из коридора донесся голос Пула:
— Кэйт! Где ты там?
Мартина попрощалась с полицейскими и удалилась под руку с Пулом.
Время шло. Никто больше не шел.
— Ну что ж, — кашлянул Аллейн. — Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе!
Полицейские, растянувшись в цепочку, прошли по коридору, пробрались по задам непроходимых декораций, мимо занавеса и оказались за кулисами.
Посреди темного и пустого тамбура желтело пятно света — и в самой середине этого пятна лежал конверт. Раньше его тут не было…
Аллейн быстро поднял письмо и через плечо заметил Фоксу:
— Так, значит,
Они побежали на сцену. Там все еще в беспорядке стояли стулья и в углу темнела софа-Констебль Миног, как самый молодой, полез по лесенке осветителя — врубать огни сцены. Остальные включили свои фонарики, так старательно направляя их на софу, словно чего-то боялись. Но когда Аллейн поднял газету с груди лежащего на софе доктора Резерфорда, всем сразу стало ясно, что доктор мертв.
Полицейские окружили Аллейна, который вскрыл письмо и начал читать:
Написано в конторе театра «Вулкан».
1.45 после полуночи.
Прошу набраться терпения и прочесть мое, увы, довольно бессвязное письмо. Но меня поджимает время, нет возможности изложить все ясно и литературно. Я уже слышу лязг наручников и тюремных засовов.
Итак, Отто Брод написал пьесу, которую показал Кларку Беннингтону. Тот в свою очередь показал пьесу двум своим знакомым, которые читали по-немецки и могли оценить этот опус. Я имею в виду себя и Жака Доре.
Пьеса, которую мы представляли этим вечером, была моей вольной интерпретацией текста Брода, сделанной без его согласия и без его ведома. В конце концов, исходный текст был для меня только материалом. И в любом случае я только улучшил пьесу.
Кажется, это Джордж Мур говорил, что разница между цитатой и исходным высказыванием в одних лишь кавычках? Я целиком согласен с этой глубокой мыслью, и так же считал не кто иной, как Вилли Шекспир.
Но Доре слишком пропитан ложной буржуазной моралью — он узнал в моей пьесе источник, очень меня не одобрил, однако у него хватило деликатности хотя бы просто помалкивать. Английские критики — и Бен это знал — разделили бы мнение Доре, только в отличие от него молчать бы не стали. Бен уже долгое время подозревал неладное и в какой-то момент решился написать Броду. Три дня назад он получил ответное письмо, которое подтверждало его догадки. Это письмо он угрожал использовать для шантажа. Я пытался объяснить Бену, причем совершенно справедливо, что Брод должен быть мне только благодарен за то, что я так расцветил его жалкое вымученное творение. Однако на Бена этот разумный аргумент не подействовал, и он угрожал опубликовать письмо Брода в том случае, если в составе исполнителей пьесы будет сделана известная Вам замена…
Позавчера я решил плюнуть и перестал настаивать на этой замене. Однако благодаря неумеренной и крайне неуместной чувствительности мисс Гейнсфорд замена, увы, все-таки состоялась.
И вот за пять минут до начала спектакля ко мне подходит Бен и заявляет, что после спектакля выйдет к рампе и расскажет аудитории, будто я украл чужую пьесу! О да, такой петрушки в моей жизни еще не бываю! Зная Бена, я должен был действовать стремительно — и я действовал; однако если Вы еще не
