провалиться из-за соседства миссис Комплайн и доктора Харта. Они пришли последними, миссис Комплайн — уже после того, как Кейпер возвестил, что обед подан. Оба были крайне бледны, а когда увидели, что карточки с их именами находятся рядом, обоих, казалось, охватила дрожь. «Шарахнулись, как испуганные лошади», — промелькнуло в голове у Мандрэга. Когда все расселись, Харт бросил странный взгляд через стол на мадам Лисс. Она в ответ твердо посмотрела на него. Джонатан разговаривал с миссис Комплайн, доктор Харт с видимым усилием повернулся к Херси Эмблингтон. Николас, усевшись с видом бывалого человека, привыкшего обедать в обществе, тут же принялся болтать. Его пустые речи, предназначенные мадам Лисс и Клорис Уинн, сопровождались изящными наклонами головы, дерзкими и такими мужественными взглядами, поглаживанием светлых усов и прерывались потоками смеха.
«В прошлом веке, — подумал Мандрэг, — его называли бы фатом. И до сих пор для подобных ужимок не придумали иного слова».
Но его усилия были восприняты вполне благосклонно. И мадам Лисс, и Клорис оживились и явно получали удовольствие от его разглагольствований. Уильям хранил упорное молчание, а доктор Харт, разговаривая с Херси, время от времени бросал взгляды на мадам Лисс.
По всей вероятности, Джонатан выбрал круглый стол именно для того, чтобы легче было поддерживать общий разговор, и это ему удалось. Как ни была сердита Херси на своего кузена, она, видимо, решила честно сыграть предназначенную ей Джонатаном роль хозяйки. Мандрэг, мадам Лисс и Николас тоже не оставались безучастными, и вскоре разговор за столом мог бы показаться даже веселым.
«Зря мы волновались, — сказал про себя Мандрэг. — Из всей затеи вышел обыкновенный прием, который идет то лучше, то хуже, хотя тут вполне достаточно подводных камней». Но не успел он это подумать, как заметил, какими глазами смотрит доктор Харт на Николаса, потом, повернувшись к Уильяму, понял, что тот упрекает в чем-то Клорис. Смутившись, Мандрэг посмотрел на миссис Комплайн и увидел, что она дрожащими руками кладет нож и вилку на крошечную, так и не съеденную порцию. Мандрэг залпом осушил бокал и стал наблюдать за Херси Эмблингтон, которая в это время говорила с Джонатаном как раз о нем.
— Мистер Мандрэг только презрительно хмыкнул на мое предложение, — сказала она. — Не правда ли?
— Разве? — сконфуженно спросил Мандрэг. — А какое предложение, леди Херси?
— Ну вот! Он даже не слушал меня, Джо. Перед обедом я предложила вам тему для сюрреалистической пьесы.
Прежде чем Мандрэг нашелся, что ответить, в разговор внезапно вмешался Николас Комплайн.
— Вы непочтительны с мистером Мандрэгом, Херси, — сказал он. — Смотрите, какое у него строгое лицо. Ведь не глупенький же он.
У Мандрэга было такое чувство, будто он летит вниз в оборвавшемся лифте. Внутри у него все перевернулось, а кончики пальцев похолодели. «Господи! — подумал он. — Знают. Сейчас начнутся шуточки о меблированных комнатах в пригородах. — Он замер, не донеся вилку до рта. — Какая гнусная особа, — подумал он, — какая гнусная! А этот проклятый ухмыляющийся тип».
Он повернулся к Херси и по выражению ее лица решил, что ей действительно все известно. Мандрэг отвел глаза и, испуганно осматривая сидящих за столом, внезапно увидел толстые стекла очков Джонатана, который как-то по-особому поджал губы. В этом движении было столько самодовольства и удовлетворения, что Мандрэг сразу все понял. «Это он разнюхал, — с бешенством подумал он, — разнюхал и рассказал им. Как раз в его духе. Найти слабое место и уколоть. А потому и он сам, и его сестрица, и этот чертов приятель будут снисходительно посмеиваться и говорить, как они прегадко вели себя с бедным мистером Стэнли Глупингом». Но Джонатан продолжал любезным голосом:
— Я заметил, Обри, что дилетанты всегда жаждут забросать художника идеями. Херси, дорогая, неужели ты полагаешь, что Обри без разбора накидывается на всякую эстетскую чепуху?
— Но у меня действительно хорошая мысль.
— Извините ее, Обри. Боюсь, что у бедняги нет чувства меры.
— Мистер Мандрэг обязательно простит меня, — сказала Херси, в улыбке которой было столько дружеской теплоты, что его страх рассеялся.
«Я ошибся, — подумал он. — Опять ложная тревога. Почему я так нелепо чувствителен? Другие меняют имена и не боятся». Какое-то время он ничего не ощущал, кроме огромного облегчения, и слышал только, как все спокойнее бьется сердце. Но внезапно осознал, что в разговоре за столом наступило затишье. Подали десерт. Был слышен лишь голос Джонатана, который, судя по всему, говорил уже довольно долго.
— Ни один человек, — говорил Джонатан, — не воспринимается окружающими одинаково. Ведь индивидуальность не абсолютна. У каждой личности столько же ипостасей, сколько существует людей, вступающих с ней в общение.
— Гм, — произнес доктор Харт, — это и моя излюбленная теория. Истинное «я» никому не известно.
— А есть ли оно, это истинное «я»? — возразил Джонатан. — Может, об этом и толковать не стоит, если для каждого случая в человеке припасено особое «я»?
— Я не понимаю, что вы имеете в виду? — спросил Уильям с тревожным видом человека, пытающегося в чем-то разобраться.
— Я тоже, Уильям, — успокоила его Херси. — Джо, мы всегда знаем, как люди поведут себя в той или иной ситуации. Поэтому и говорим себе: если случится так, то от такого-то не будет никакого проку.
— А я утверждаю, что именно этого мы и не знаем.
— Но, мистер Ройял, — воскликнула Клорис, — мы на самом деле знаем, например, что некоторые люди никогда не занимаются сплетнями.
— Мы знаем, — продолжал Николас, — один в критической обстановке останется хладнокровным, другой ударится в панику. Вот на войне…
— Ой, давайте не будем говорить о войне, — попросила Клорис.
— Вот в моей роте есть ребята… — начал было Уильям, но Джонатан предостерегающе поднял руку, и он замолчал.
— Хорошо, — согласился Джонатан, — может быть, и так. Раз некое «я» имеет множество проявлений, мы можем попытаться угадать одно из них, и допускаю — успешно. Но настаиваю, что отгадка будет чисто случайной, как выигрыш в рулетке, и только в обстоятельствах обычных. В незнакомой же, непредвиденной ситуации все это весьма спорно.
— Например? — спросила мадам Лисс.
— Парашютный десант… — начал было Уильям, но мать быстро перебила его:
— Нет, Уильям, только не война.
Это были первые слова, которые она произнесла сама, а не в ответ на чье-нибудь обращение.
— Согласен, — сказал Джонатан. — Давайте не будем брать военных примеров. Предположим… Ну, что бы нам взять такое…
— Что Архангел Гавриил пролетел через дымоход со своей трубой и продудел тебе в ухо, — предположила Херси.
— Или вот: Джонатан объявил нам, что сегодняшний прием в духе Цезаря Борджиа: шампанское отравлено, и жить нам осталось минут двадцать…
— Или, — произнес Джонатан, вглядываясь в темноту комнаты, освещенной лишь стоящими на столе свечами, — что у моего нового лакея, который сейчас вышел, внезапно появилась мания убийства, и он завладел каким-то смертоносным оружием. Вообразим хотя бы, что мы заперты в комнате, и над нами нависла смертельная опасность.
Он замолчал, и за столом воцарилась тишина.
Вернулся новый лакей. Вместе с Кейпером они двинулись вокруг стола. «Все-таки предлагают шампанское на случай, если дамы не захотят коньяк и ликеры. Кейпер поступает разумно. Никто не пьян, хотя не поручусь за Уильяма и Харта. Здесь я не уверен. Остальные в полном порядке, будьте спокойны», — подумал Мандрэг.
— Так как, — продолжал Джонатан, — вы думаете, я буду вести себя в таком безнадежном
