невыносимо.
— Ты смешон, — ответила ему по-английски мадам Лисс. — И пожалуйста, Фрэнсис, не говори по- немецки. Пора оставить эту привычку.
— А почему бы мне и не говорить по-немецки? Всем известно, что по происхождению я австриец, что я получил британское гражданство только потому, что ненавижу этот мерзкий нацистский режим и что мы, подчеркиваю, мы, британцы, воюем с ними.
— Ну, все равно, сейчас немецкий язык недолюбливают.
— Ладно, могу и по-английски. И на самом понятном английском языке я говорю, что, если ты будешь продолжать свой роман с капитаном Николасом Комплайном, я приму самые решительные меры, чтобы…
— Чтобы что? Кстати, мы едем слишком быстро.
— Чтобы положить этому конец.
— И как же ты это сделаешь? — спросила мадам Лисс, с видом тайного удовольствия кутаясь в меха.
— На следующей неделе я увезу тебя в Лондон.
— С какой целью? Вот уже Уинтон. Прошу тебя ехать немного медленней.
— Вернувшись оттуда, — сказал доктор Харт, сбавляя скорость, — мы объявим о нашей женитьбе. Скажем, что все произошло без шума в Лондоне.
— Ты что, с ума сошел? Мы уже тысячу раз обсуждали. Ты прекрасно знаешь, как это повредит твоей практике. Ко мне является женщина с жуткими морщинами. Я вижу, что ничем не могу ей помочь, более того, даже не могу притвориться, что могу ей помочь. Я советую ей сделать пластическую операцию. Она спрашивает, не знаю ли я какого-нибудь хирурга. Я называю два-три имени, среди которых твое. Я рассказываю, какие успешные операции ты делал здесь, в Большом Чиппинге, в то время как другие врачи — или в Лондоне, или за границей. Она обращается к тебе. Но как я могу сказать клиентке с таким же независимо-уверенным видом: «Конечно, конечно, обратитесь к моему мужу. Он прекрасный хирург»? Ну а ты, мой друг, ты, который во всеуслышание везде заявлял о полной бесполезности массажа, о том, что косметические салоны обирают бедных глупых женщин, о том, что все кремы и лосьоны — полная чепуха, как ты себя будешь чувствовать в роли мужа косметички Элизы Лисс, владелицы салона красоты «Студия Лисс»? Вот уж тут благородная леди Херси Эмблингтон найдет что сказать, и, будь уверен, не в нашу пользу.
— Хорошо, в таком случае оставь свою работу.
— А вместе с ней половину моего, вернее, нашего дохода. А кроме всего прочего, мне нравится моя работа. Мне доставляют удовольствие победы, одержанные в стычках с леди Херси. «Студия Лисс» растет и разветвляется, и я хочу оставаться во главе дела.
Дорога пошла вверх из долины Пен-Куко к плоскогорью Ненастий, и доктор Харт прибавил скорость.
— Видишь там, за деревьями, крышу большого дома? — неожиданно спросил он.
— Да, это же Пен-Куко. Там сейчас никто не живет. А что?
— А ты знаешь, почему дом пуст? Я тебе напомню. Два года назад жившая там старая дева свихнулась и совершила убийство, и после суда родные так и не вернулись в эти места.
Мадам Лисс взглянула на своего спутника: резко очерченный профиль, тяжелый подбородок, светло-серые глаза, характерная бледность лица, присущая некоторым здоровым людям.
— Ну и что, — пробормотала она, — что из этого?
— Ты, конечно, слышала об этом несчастье. Говорили, что она убила свою соперницу. Обеим было где-то от сорока пяти до пятидесяти пяти. Возраст опасный и для мужчин, и для женщин. Мне пятьдесят два.
— Ну и какой вывод я должна сделать? — безмятежно спросила мадам Лисс.
— Ты должна сделать вывод, — ответил доктор Харт, — что в определенном возрасте люди могут решиться на крайние меры, если чувствуют, что могут лишиться, как бы это сказать, предмета своей привязанности.
— Фрэнсис, дорогой, это грандиозно. Я должна ждать, что ты нападешь из засады на Николаса Комплайна? А какое ты выберешь оружие? Кстати, его шпага при нем? Боюсь, она не очень острая, но ведь можно надеяться, что он все-таки сумеет защитить себя.
— У тебя с ним роман?
— Если я скажу «нет», ты не поверишь, если я скажу «да», ты впадешь в неистовство.
— Тем не менее, — спокойно сказал доктор Харт, — я хотел бы знать.
— Николас приглашен в Хайфолд. У тебя будет возможность посмотреть и решить самому.
Последовало долгое молчание. Дорога сделала крутой поворот и вышла на плоскогорье. Какое-то время они ехали вдоль покрытых снегом холмов. Справа был виден застывший от холода лес, окружавший имение Пен-Куко, оцепеневшие дороги, медленно поднимавшиеся столбы дыма, а еще дальше, где-то в темноте, скрывался город Большой Чиппинг. Слева припушенные снегом холмы плавно переходили в долину, называвшуюся, по аналогии с плоскогорьем, долиной Ненастий. Тучи, как мрачный покров, закрывали все небо от края до края, и разбросанные там и сям коттеджи, построенные из светлого местного камня, казались почти черными, в то время как крыши неподвижно светились отраженным светом. Одинокая пушинка снега села на ветровое стекло и соскользнула вниз.
— Прекрасно, — громко сказал доктор Харт. — Я посмотрю.
Мадам Лисс вытащила руку в перчатке из-под укрывающего ее пледа и легко коснулась пальцем за ухом Фрэнсиса Харта.
— Я ведь правда люблю тебя.
— Ты знаешь мой характер, — сказал он. — Ты очень ошибаешься, если думаешь, что сможешь водить меня за нос.
— А может, я вожу за нос Николаса Комплайна?
— Хорошо, — повторил он опять. — Посмотрим.
Из окна своего дамского салона, носившего название «Цикламен», Херси Эмблингтон наблюдала, как по улице мелкими шажками, нарочито виляя задом, двигались две ее клиентки. Вот они постояли минуту у проклятых окон «Студии Лисс» и, немного поколебавшись, скрылись за дверью. «Отправились покупать крем Лисс, — подумала Херси. — Вот почему они отказались от массажа».
Она отправилась к себе в кабинет и, идя через зал, улавливала привычное гудение сушилок для волос, чувствовала запахи жидкостей для укладки и химической завивки, слышала громкие и нескромные разговоры клиенток с мастерами:
— …и кормить давно бросила. А вот ведь краше в гроб кладут. А уж как я себя чувствую, никто не спросит.
— …уж как хорошо-то после массажа, как хорошо. Что ни говори, а массаж — это первое дело.
— …я не помню его имени, вот почему не встречусь с ним еще раз. «Все простые женщины, — подумала Херси. — Теперь все мои клиентки — простые женщины. Черт подери эту Лисс! Пиратка проклятая».
Она посмотрела на часы. Уже четыре. Сейчас она обойдет кабинки и уедет, оставив здесь помощницу. «Если бы не мой снобизм, я могла бы спокойно процветать на излишках этой Пиратки».
Она взглянула в зеркало, стоящее на столе, и машинально поправила локоны.
— Все седею и седею, — пробормотала она. — Но скорее я застрелюсь, чем начну краситься.
Она хмуро и беспристрастно посмотрела на свое лицо. «Не очень-то ты, старушка, цветущая. Побольше жирного питательного крема, Херси, для твоих увядающих прелестей. Ну, ладно».
Она обошла кабинки, обменялась с косметичками несколькими профессиональными фразами, которые должны были убедить клиенток в небывалом улучшении их внешности. В разговорах с самими клиентками она сочувствовала, утешала, ободряла. Она отказалась от обеда с дамой, пришедшей на массаж, и выслушала жалобу другой, делающей химическую завивку. Когда она вернулась к себе, ее помощница разговаривала с кем-то по телефону:
— А в какой день мадам хочет прийти? Ах, не надо. Ладно.
