Иден отдала бы все на свете, лишь бы Хью не был так тяжело ранен, но откуда ей было знать, что он там появится? Она-то была уверена, что он в полной безопасности, скрыт в хижине в самой глуши леса и бабка Тома Паркера присматривает за ним. Как несправедливо, что он винит ее в случившемся, как несправедливо! Но она не могла забыть его простых слов и обреченности, с которой они были сказаны. «Интересно, он теперь отправит меня к дедушке?» – подумала Иден. Мысль эта была столь невыносима, что она выбежала из комнаты и бросилась по лестнице вниз.
Но и внизу не было покоя: дом заполнили какие-то незнакомые ей люди. Иден остановилась в дверях гостиной, растерявшись от вида полудюжины незнакомых мужчин, удобно устроившихся в креслах. Было ясно, что сидят они так уже давно. Стол перед ними был уставлен пустыми чашками из-под кофе, на тарелках лежали недоеденные бутерброды. Иден запоздало пожалела, что не удосужилась снять бриджи и сапоги, и в подтверждение того, что наряд ее был явно неуместен, на нее устремились изумленные взгляды, в комнате воцарилось глубокое молчание.
– Господа? – расправляя плечи, нарушила молчание Иден.
Это тихо произнесенное слово оказало замечательное воздействие: мужчины дружно повскакали со своих мест и начали нелепо раскланиваться перед ней. Однако не было ничего нелепого в поведении коренастого мужчины, который представился как Джордж Трембел и чьи многочисленные титулы, которые он называл как бы между прочим, ничего не сказали Иден. Она решила, что это высокопоставленный чиновник из местной администрации, приехавший расследовать события прошлой ночи.
Она не ошиблась, действительно так и было. Последующие пятнадцать минут Иден вежливо отвечала на его вопросы и на вопросы остальных, которые задавали их с нескрываемым любопытством, считая, что при ясном дневном свете вся эта история звучит совершенно неправдоподобно.
Но тревога на их лицах и то, что наверху в тяжелом состоянии лежит ее муж, – все подтверждало серьезность обстановки. Вопросы, несомненно, продолжались бы еще долго, если бы доктор Блейкни не заглянул случайно в гостиную и не увидел, как измучена Иден.
Невероятно, но ему очень быстро удалось избавиться от них. Когда все разошлись, Иден с благодарностью опустилась в ближайшее кресло и закрыла лицо ладонями.
– Сожалею, что вам пришлось пройти через это, дорогая, – сказал доктор и успокаивающе похлопал ее по плечу. – В поисках истины они забывают обо всем на свете.
Он подошел к буфету и налил бренди.
– По-моему, мои ответы их не удовлетворили, – задумчиво сказала она.
– Они смогут вернуться, – подтвердил доктор с искренним сожалением. – Уверен, из Лондона тоже приедут, не заставят себя ждать. Все графство только об этом и говорит, боюсь, вам не избежать дальнейших расспросов.
– Я не возражаю, – тихо сказала Иден. – Надеюсь, что смогу рассказать им то, что они хотят знать... если я, конечно, буду еще здесь.
– Что вы хотите этим сказать? – встревоженно спросил доктор. – Вы собираетесь уехать?
Иден устало положила голову на спинку кресла, посмотрела на него, но ничего не сказала, только неожиданная грусть заволокла ее огромные синие глаза.
Наступила ночь, подул завывающий северный ветер, он стучал в окна и гремел по крышам ледяной дробью. Во всех комнатах разожгли камины, просторный дом Роксбери согрелся и, несмотря на огромные размеры, стал приветливо уютным, мир и покой снизошли на его измученных обитателей.
Благодаря неимоверным усилиям доктора представители местных властей с неохотой согласились не беспокоить их больше, пока не приедут чиновники из Лондона. Обитатели усадьбы наконец вздохнули с облегчением. Известие о том, что граф чувствует себя лучше, волшебным образом подействовало на челядь, которая очень волновалась за хозяина. Большинство слуг занялись обычной работой, хотя и перешептывались между собой, не переставая обсуждать невероятные события той ночи, когда перед воротами их дома погиб Чарльз Уинтон.
Иден тоже в значительной степени пришла в себя, но никому бы и в голову не пришло, что это спокойствие – чисто внешнее. Никто не заметил сумятицы у нее в голове, кроме Хью, который проснулся около полуночи, мучимый страшной жаждой. У него вырвался стон, которого он сам даже не заметил. От стены сразу же отделилась тень, кто-то склонился над ним. Ему поднесли чашку с водой, он с жадностью выпил все до дна. Потом откинулся на подушки и лежал какое-то время неподвижно, затем повернул голову и медленно открыл глаза. Рядом с ним в кресле сидела Иден. Она сидела спиной к нему и задумчиво смотрела в темноту. Свет от ламп освещал ее волосы, которые свободно спадали у нее с плеч и отсвечивали золотом. Хью ничего не говорил. Он просто смотрел на нее и вспоминал давнишнюю ночь на балу в Дели, когда ему в голову пришла мысль, что волосы у Иден напоминают цветом спелую пшеницу и что красивее ее он в жизни никого не встречал.
Он увидел, что она повернулась, прелестная линия ее щеки и шеи оказалась на свету. Когда она посмотрела на него, он заметил, что взгляд у нее тревожный и невидящий. Он протянул к ней руку, она сразу подошла к нему. Хью жестом показал, чтобы она села рядом и наклонилась. Он прижался щекой к ее волосам и понял, что не в силах говорить. Он почувствовал, как напряглась Иден, и недоумевал почему.
Они долго сидели молча, потом Иден беспокойно пошевелилась, и, когда она заговорила, голос ее звучал глухо, будто она долго плакала или изо всех сил сдерживала слезы:
– Доктор говорит, что ты поправишься. Его напугал твой жар. Как рука? Сильно болит?
Хью покачал головой. Он чувствовал удивительную легкость и сонливость, было необыкновенно приятно ощущать Иден так близко. Он, наверное, не заметил, как снова уснул, потому что опять воцарилось молчание, а очнулся он оттого, что почувствовал нежное прикосновение к своей щеке. Он открыл глаза и увидел, как Иден склонилась над ним и смотрит на него расстроенными глазами. Возможно, это была лишь игра света или его воспаленное воображение, но ему показалось, что она смотрит на него сосредоточенно, как никогда, будто хочет запомнить каждую его черточку, навсегда запечатлеть его облик в сердце.
Рука, ласкавшая ему щеку, скользнула вниз, Хью почувствовал, как ее губы легко коснулись его губ. Когда она наклонилась, выбившийся из прически локон упал ему на лоб, лаская его так же нежно, как и ее губы. Потом Иден поднялась, шурша юбками, вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь.
В этих движениях и звуках была какая-то безнадежная обреченность, но Хью, впадавший время от времени в забытье, что часто случается во время тяжелой болезни, ничего не заметил.
