Въездные визы, вид на жительство и все прочее? В нормальных обстоятельствах это занимает несколько дней.
— Да, — признал Бумер, — речь шла об этом.
— Не знаете, почему он сказал полицейским, что в конверте лежит фотография, которую вы лично распорядились срочно отпечатать?
Секунду-другую Бумер выглядел крайне рассерженным. Потом однако сказал:
— Понятия не имею. Это смешно. Я не заказывал никакой фотографии.
— Мистер Гибсон, не будете ли вы с мистером Фоксом любезны нас покинуть? — попросил Аллен коллег.
Они вышли с серьёзными озадаченными лицами.
— В чем дело, Рори? — спросил Бумер.
— Он был твоим информатором, да? — спросил Аллен. — Тем, кого Гибсон неизящно, но по делу назвал бы шпионом?
III
Вопреки своей врождённой жизнерадостности, Бумер с детства обладал талантом неожиданно умолкать. И теперь им воспользовался. Пауза, за время которой он не шевельнулся и не издал ни звука, длилась так долго, что часы в кабинете успели прокашляться и пробить десять. Лишь потом он всплеснул руками в белых перчатках, опер на них подбородок и заговорил.
— В старые времена у Дэвидсона, — начал он, и необычайно звучный, драматически модулированный голос придавал словам ностальгическую окраску, — как-то раз пасмурным вечером мы болтали — как это бывает у мальчишек — обо всем на свете. И когда добрались до темы власти и насилия, уже не знаю как, оказались по разные стороны непреодолимой пропасти. Припоминаешь?
— Да, припоминаю. Нас очень удивило и взволновало, что мы оказались в такой ситуации. Помню, я сказал что-то вроде того, что мы наткнулись на врождённый барьер, древний, как разошедшиеся процессы развития. В те времена мы любили высокие слова. А ты сказал, что существует ещe немало неоткрытых земель, которые мы можем вместе исследовать и не натыкаться при этом на такие барьеры, и что куда умнее придерживаться этого принципа.
— С того вечера мы оба придерживались уговора. До сих пор. До этой самой минуты.
Аллен возразил:
— Сейчас не время предаваться воспоминаниям. И если ты хоть на минуту задумаешься, поймёшь, почему. Я полицейский, который выполняет свой долг. Один из законов нашей работы — личная незаинтересованность в деле. Если бы я знал, куда заведёт эта история, то попросил бы своё руководство отстранить меня от расследования.
— А куда она завела? Что вы… обнаружили?
— Сейчас расскажу. Позавчера ночью некая группа людей собралась тебя убить. Хотели сделать так, чтобы подозрение пало на твоего млинзи. Некоторые из них — фанатики, и все в известном смысле немного тронутые, каждый отмечен незаживающей травмой, которая порождает мотивы поведения. Вот именно о них я собираюсь с тобой поговорить. Первый — Санскрит. Я прав или ошибся в своих догадках о Санскрите? Он твой информатор?
— Дорогой Рори, боюсь, что на этот вопрос я не могу ответить.
— Я так и думал. Далее следуют Кобурн-Монфоры. Мечты полковника о воинской славе разрушены твоим режимом. И он чувствует себя бесконечно обиженным. Скажи, не обязан ли он тебе лично тем, что вынужден был уйти в отставку?
— Ну да, — холодно кивнул Бумер. — Я от него избавился. Он совершенно спился и в конце концов стал абсолютно ненадёжен. Кроме того, моя политика — продвигать на высшие посты нгомбванцев. Об этом мы уже говорили.
— Он тебе угрожал?
— Не напрямую. Добился у меня аудиенции, но там лишь только жаловался. Я слышал, что по пьянке он высказывал угрозы в мой адрес. Но эти глупости давно забыты.
— Зато он не забыл. Ты знал, что его пригласили на приём?
— Это была моя идея. В прошлом он оказал нам известные услуги. И отмечен наградами.
— Ладно. А помнишь случай с Гомесом? Наконец-то Бумер казался поражённым.
— Разумеется помню. Он очень нехороший человек. Зверь. Убийца. И мне доставило удовольствие обеспечить ему пятнадцать лет. Могли бы осудить и на смерть. Он… — Бумер запнулся. — Что ты о нем знаешь?
— То, о чем твои источники, видимо, тебе не информировали. Возможно, просто не знали. Гомес сменил фамилию на Шеридан и живёт в пяти минутах ходьбы от вашего посольства. Его не было на приёме, но он входит в ту же компанию и судя по тому, что я о нем слышал, очередная неудача его не остановит. Он просто начнёт сначала.
— Возможно, — кивнул Бумер. Впервые он казался обеспокоенным.
Аллен продолжал:
— Пока ты вечером позировал Трой, он наблюдал за домом. Могу побиться об заклад, что занят этим и сейчас. Мы внимательно за ним приглядываем. Как считаешь, способен он действовать на свой страх и риск и бросить бомбу тебе в машину или через окно сюда?
— Если в нем сохранилась ненависть, бушевавшая на процессе, — начал Бумер, но не договорил: задумался, потом рассмеялся, но смех звучал неубедительно. — Что бы он ни сделал, это закончится провалом! Бомба! Нет, бессмыслица!
Аллен почувствовал, что вот-вот взорвётся. С трудом владея голосом, он совершенно спокойно заметил, что если даже попытка покушения закончится провалом, это будет исключительно результатом предосторожностей, принятых Гибсоном и его людьми.
— Почему вы его не арестуете? — спросил Бумер.
— Потому что, как сам ты прекрасно знаешь, нельзя арестовывать людей на основании необоснованных подозрений. Шеридан не сделал ничего, за что его можно посадить за решётку.
Казалось, Бумер его едва слушает. Он словно отсутствовал, что отнюдь не улучшало настроение Аллена.
— В этой группе есть ещe один, — продолжал Аллен. — Слуга по фамилии Чабб. Ты с ним знаком?
— Чабб? Чабб… Ага! Да, думаю, я о нем слышал. Не человек ли это твоего Уиплстоуна? Он подходил к нам с шампанским, когда я разговаривал с его хозяином, теперь припоминаю. Но ты же не хочешь сказать…
— Что Сэм Уиплстоун тоже замешан? Ни в коем случае. Но мы выяснили, что Чабб — да.
Бумер словно не слышал. Огромная фигура вдруг очутилась на ногах. Это был единый координированный порыв, словно прыжок хищника.
— О чем я вообще думал! — воскликнул он. — Прийти сюда! Навязаться твоей жене, имея за спиной преступника, который способен бросить сюда бомбу или совершить Бог весть какое свинство! Я удаляюсь. Если позволишь, зайду только на минутку, извинюсь и сразу исчезну.
— Ты еe не обрадуешь, — сказал Аллен. — За невероятно короткой срок Трой проделала немалую работу над картиной, которая могла бы стать лучшим портретом в еe карьере. Страшно даже подумать, что он останется неоконченным.
Бумер подозрительно покосился на него, потом вдруг констатировал:
— Все-то я делаю не так.
Именно эти слова когда-то произнёс одинокий чернокожий школьник в начале первого, неудачного для него полугодия. Тогда это означало начало их дружбы. Аллен едва сдержал желание сказать: ' — Не говори так'. Вместо того он поднял большой букет роз, вложил БУмеру в руки и пригласил:
— Пойдём со мной.
