– Еще как снилось, – усмехнулась Мэй. – Не знаю, сон это был или бред, но ты постоянно звала Лукаса. Он, кстати, хотел прийти, проведать тебя. Слава богу, я его отговорила… Знаешь Ло, то ли я чего-то не понимаю, то ли… ты действительно в него влюбилась.
Ло густо покраснела и чуть не поперхнулась бульоном.
– Мэй, мне даже говорить об этом не хочется. Я совсем запуталась…
– Не хочется, значит, не будем, – понимающе кивнула подруга. – Только объясни мне, какого черта ты таким изощренным способом бросила Гарри?
Ло вкратце рассказала, как было дело.
– Нельзя же быть такой впечатлительной, Ло, – удрученно вздохнула Мэй. – Многие посмеялись бы на его месте…
– А на месте этой женщины не раз была я, – заметила Ло. – И надо мной смеялись точно так же… А теперь представь себе, как Гарри отнесся бы ко мне, если бы я была толстухой… Что, думаешь, он увидел бы во мне тонкую ранимую душу? Или талант углядел? Как бы ни так! Угостил бы парой словесных оплеух и отправил к чертовой матери…
– Нельзя быть такой категоричной, Ло… Наш Микаэль тоже был красавчиком и дамским любимцем. Но он всегда относился к тебе хорошо и уважал тебя как личность, невзирая на то, что ты была полненькой…
– Толстухой, Мэй, – резко перебила Ло. – Давай будем называть вещи своими именами. И еще одна маленькая деталь: Микаэль не был влюблен в меня. А Гарри делал вид, что души во мне не чает. Хотела бы я посмотреть, что останется от его чувств, когда он узнает, сколько я вешу на самом деле. И как выгляжу…
– Гарри даже не понял, из-за чего ты сбежала… Он решил, что испортил такой романтический момент своим пошлым смехом… И, хотя все равно не понял твоего поступка, безумно сожалеет о том, что так получилось. Он звонил каждый день и каждый день порывался приехать. Поговори с ним, Ло… – Ло отрицательно покачала головой. – Ну пожалуйста, ради меня, – попросила Мэй.
– Тебе-то это зачем? – Ло нервно заерзала на кровати. – Пэйн беспокоится за своего влюбленного друга?
– Пэйн, конечно, беспокоится, – согласилась Мэй. – Но дело не в этом… Мне просто хочется, чтобы мы обе устроили наконец свою жизнь. И перестали жить мечтами. Так нельзя, Ло… Мы с тобой всю жизнь хотели чего-то невозможного… Некоторые наши мечты уже сбылись… Так зачем осложнять себе жизнь? У меня есть Пэйн, у тебя – Гарри. Значит, будем жить счастливо и умрем в один день…
– Как можно быть такой рациональной, Мэй? – возмутилась Ло. – Ты не любишь Пэйна, а я не люблю Гарри. Что же, получается, если мы выйдем за них, то это будет чистый расчет?
– Будет, только не денежный. Мы выйдем замуж за то, чего у нас никогда не было: за спокойствие, за душевный комфорт, за надежность, за уверенность в том, что мы не останемся в одиночестве…
– Как я могу быть в чем-то уверена? – горько усмехнулась Ло, поставив на тумбочку чашку с бульоном. – Посмотри на меня, Мэй. Вчера я была одной, сегодня – я уже другая. Как я буду выглядеть завтра, я не знаю… И вообще, иногда мне кажется, что я не хочу этого тела. Хочу вернуть все назад…
– А ты думаешь, что это возможно? – спросила Мэй, внимательно глядя на подругу.
Ло помотала головой. В ее глазах стояли слезы.
– Я же говорю, я ни в чем теперь не уверена… Если бы я могла отыскать эту старушку и упросить ее…
Закончить Ло не успела, потому что в комнату зашел дед. Впрочем, то, что это был именно дед, Ло смогла понять только по трости, потому что вся верхняя часть туловища и голова деда были полностью спрятаны за огромной корзиной желтых роз.
Лукас, сердце Ло радостно забилось… Конечно, это от Лукаса… Постой-ка, но ведь Лукас не знает, что ты – это ты, осеклась Ло. А Лолите Лансен он вряд ли стал бы дарить желтые розы…
– Мэй, забери у меня эту чертову корзину, – попросил дед. – По-моему, здесь штук сто… Хотя, чего это я? Четное число – для покойников. Тогда сто одна, не меньше…
Мэй проворно подскочила к деду, забрала корзину и поставила ее на пол.
– Тяжелая… Подозреваю, что она – для нашей больной. Интересно, от кого?
– Не знаю, я забрал ее у курьера, – пожал плечами дед. – Хотя чутье мне подсказывает, что наш провинившийся решил загладить свою вину…
– А вот и ответ… – Мэй увидела открытку, засунутую между цветами. – Сейчас узнаем. Можно? – спросила она у Ло. Ло кивнула головой, все еще надеясь на чудо. Мэй раскрыла открытку и прочитала: – «Дорогая Лола! Милая Лола! Самая лучшая в мире Лола! Признаю, что я вел себя как полный идиот, а может, и того хуже. Я с нетерпением жду твоего выздоровления и считаю мгновения до нашей встречи. Прости меня, Лола! Всегда твой Гарри».
– Гарри… – Ло попыталась улыбнуться, но улыбка вышла довольно кислой, что не ускользнуло ни от деда, ни от Мэй.
– Вижу, ты не очень-то рада, – хмыкнул дед. – Похоже, твой ухажер тебе изрядно насолил…
– Дедушка Андрес, не настраивайте Ло. Пусть она сама решает, как ей поступить…
– А я чего? Я ничего… – пожал плечами дед. – Ло всегда сама решала, как ей поступить. Вот и дорешалась…
– Де-ед… – простонала Ло. – Лежачих не бьют, а больных не ругают… Конечно, я виновата и перед тобой, и перед Мэй. Вела себя как эгоистка, доставила столько хлопот… Но я же не нарочно это сделала. И мне теперь стыдно… Может, я попрошу прощения и поставим на этом точку?
– Нет уж, дорогая, – ехидно улыбнулась Мэй. – Смирись с тем, что я буду вспоминать этот случай еще как минимум год.
– Спасибо, прелесть моя… А я-то наивно думала, что близкие люди понимают меня лучше, чем все остальные…
– Ладно тебе, детка… – Андрес подошел к постели внучки и взъерошил волосы на ее голове. – Мы, естественно, переживали за тебя. Но теперь – все в прошлом… А Мэй всего-навсего шутит.
– Что-то не верится, – покосилась на подругу Ло. – Посмотри, каким злющим взглядом сверлят меня эти глазки…
Мэй не стала отвечать Ло. Она заглянула в чашку с бульоном и цокнула языком в знак неодобрения.
– Ваша внучка всего два глотка сделала. Несите шприц, дедушка Андрес, будем кормить больную внутривенно.
– Э-э-эй, не надо шприца! – всполошилась Ло. – Обещаю, я допью этот бульон. Если, конечно, кто- нибудь его подогреет…
Ло поправлялась медленно. Ей ужасно надоело лежать в постели, но Мэй с дедушкой, заручившись поддержкой врача, даже в уборную провожали ее под ручку. Кризис миновал, но Ло чувствовала себя очень слабой. Голову как будто набили ватой, а тело было таким вялым, словно Ло по ночам колотили палками.
Гарри позвонил в тот же день и буквально умолял Ло позволить ему к ней приехать. Вспомнив разговор с подругой, Ло согласилась, хотя ей не очень-то хотелось видеться с этим человеком. Поначалу Ло даже подумывала отказаться от роскошного дома, в котором девушки жили стараниями Гарри, но приезд молодого человека изменил ее планы.
На лице Гарри Солмэйда было написано откровенное раскаяние, а в глазах – такая тоска, что незлопамятная Ло простила его почти сразу, как только увидела. Девушка заметила, что он даже похудел: лицо осунулось, а под глазами образовались синие круги.
Не похоже, чтобы он лукавил, думала Ло, разглядывая побледневшего и осунувшегося Гарри. Можно сыграть раскаяние, но при этом нельзя побледнеть «на публику», если у тебя нет хорошего гримера.
Говорил Гарри тоже весьма убедительно, и Ло поняла, что он действительно недоумевает относительно причины ее поступка, и это гложет его еще сильнее.
– Признаю, что вел себя глупо и пошло, – объяснял Гарри, – испортил такой романтический момент своим дурацким смехом… Мне, конечно, приходило в голову, что ты – девушка тонкая и впечатлительная, но клянусь, Лола, я не думал, что настолько… Я тогда чуть с ума не сошел. Гребец из меня отвратительный,
