Только когда я неуверенной походкой пробирался к нашему столику, его слова поразили меня как из ряда вон выходящие. Словно он знал, что через некоторое время я отключусь. Я остановился и оглянулся на бар. Бармен все еще смотрел на меня. Он подмигнул мне и отвернулся.
Он все знал.
Я нахмурился. Это не имело смысла. Такого быть не могло. Если, конечно, это не очередная галлюцинация и весь этот разговор не порождение моего воображения. Значит, сейчас завтрашний день. Но так ли это? Тогда почему я не помню, что произошло дальше?
Я обернулся к Рите-Мэй, и мне наконец пришло в голову спросить у нее, что происходит. Если она не поймет, о чем я, то я притворюсь, что пошутил. Если с ней творится то же самое, то мы выкурили ядовитую сигарету. В любом случае что-то прояснится. Вдохновленный своим планом, я попытался ускорить шаги. К несчастью, я не заметил здоровенного подвыпившего парня в клетчатой рубашке, который, шатаясь, пересекал мне дорогу.
– Эй! Смотри, куда идешь, – проворчал он довольно добродушно.
Я ухмыльнулся, чтобы показать, что безобиден, и отступил от края тротуара. Женщина, которую я принял за Риту-Мэй, оказалась незнакомкой. Просто какая-то туристка спешила по солнечной стороне улицы. Взглянув на часы, я обнаружил, что стою напротив магазина всего двадцать минут. Мне казалось, что прошла целая вечность. Рита-Мэй должна скоро вернуться. Она обязательно придет.
И затем…
«Господи, опять я здесь», – подумал я. С течением времени скачки начали происходить все чаще (если придерживаться гипотезы, что это скачки). Поглощение пищи не помогало.
К тому времени как я добрался до отеля, я начал забывать, что произошло, но у меня хватило ума вытащить розу Риты-Мэй из кармана и засунуть ее в туфлю. Затем я спрятал туфли как можно дальше в чемодан. «Это тебя встряхнет, – бормотал я про себя. – Это заставит тебя вспомнить». Видимо, я понимал, что имею в виду. Было шесть утра, и я, как мог, стащил с себя одежду и упал на кровать. В голове царил сумбур, шея болела. Единственное, что мне оставалось, – это немедленно заснуть, и очутиться на улице Декатур, в ожидании напротив «Орлеанской кладовки».
Признаюсь, этот эпизод застал меня врасплох. Я уже почти привык к происходящему, хотя оно вызывало у меня все усиливающееся чувство ужаса. Я не мог остановить этого, не мог понять, но, по крайней мере, здесь была какая-то закономерность. Однако рывок в отель, в раннее утро, и тот факт, что я спрятал туфли сам, оказались неожиданностью.
Все начинало перемешиваться, словно порядок не имел значения, а важны были лишь ощущения.
Люди у прилавка с po-boys начинали странно поглядывать на меня, и я, перейдя улицу, стал рядом с самой «Кладовкой». У меня было такое ощущение, что я чуть ли не всю жизнь расхаживаю взад и вперед по дороге. Прямо напротив магазина стоял фонарь, и я обеими руками ухватился за столб, как будто устойчивый материальный предмет мог удержать меня на месте. Единственное, чего я хотел в этот момент, – это встречи с Ритой-Мэй.
Когда она появилась, то подошла прямо к столику, перешагнула через мои ноги и уселась мне на колени, глядя мне в лицо. Она проделала это с невозмутимым видом, не привлекая внимания, и люди за соседним столиком не сочли это чем-то из ряда вон выходящим. А я счел. Протянув руки, чтобы привлечь ее к себе, я почувствовал себя так, словно впервые в жизни испытываю сексуальное влечение. Все клетки моего тела возбужденно подпрыгивали на своих местах, как будто понимали, что затевается нечто необычное и чрезвычайное. Оркестр продолжал завывать на максимальной громкости; обычно это совершенно выводит меня из равновесия, я не переношу подобное издевательство над музыкой. Но сейчас я не обращал внимания на шум. Прижавшись щекой к лицу Риты-Мэй, я поцеловал ее ухо. Она изогнулась, немного приблизившись ко мне, обняв меня за шею, и принялась нежно перебирать волосы у меня на затылке. Чувствительность моей кожи удесятерилась, и если бы в этот момент я резко поднялся, то, подозреваю, кое-что, находящееся у меня в брюках, могло бы сломаться.
– Пошли, – внезапно сказала она.
Я встал, и мы вышли.
Было уже около трех, и на улице Бурбон стало намного спокойнее. Мы немного прошлись, затем развернулись и направились к Джексон-сквер. Мы шли медленно, обняв друг друга, с интересом наблюдая за своими руками и за тем, что они собирались делать. Не знаю, о чем думала Рита-Мэй, но я от всей души желал, чтобы эта прогулка не кончалась. И все пытался собраться с силами и спросить ее, не сталкивалась ли она с проблемами времени.
Мы добрались до угла площади, и Рита-Мэй остановилась. В темноте тихая и безлюдная площадь выглядела весьма заманчиво. Я поймал себя на мысли, что покинуть Новый Орлеан будет гораздо труднее, чем я ожидал. Не раз за свою жизнь мне приходилось покидать разные места, оглядываться на мгновение и продолжать путь. Но в этом случае все оказалось не так просто.
Рита-Мэй обернулась ко мне и взяла меня за руки. Затем она кивнула в сторону Декатур и рядов лавок.
– Там я работаю, – сказала она. Я привлек ее к себе. – Будь внимателен, – улыбнулась она. – Сейчас произойдет нечто важное.
Я слегка покачал головой, чтобы изгнать оттуда туман. Я знал, что Рита-Мэй права. Мне нужно было знать, где она работает. Минуту я пристально разглядывал «Орлеанскую кладовку», запоминая ее местоположение. Как выяснилось, я все равно забыл это место, но, возможно, это было частью спектакля.
Рита-Мэй, по-видимому, осталась довольна моими стараниями и, протянув руку, привлекла меня к себе.
– Это будет нелегко, – предупредила она после того, как мы поцеловались. – Для тебя, я имею в виду. Но не сдавайся, прошу. Я хочу, чтобы однажды ты догнал меня.
– Обещаю, – ответил я, твердо намереваясь выполнить свое обещание.
Я постепенно начинал понимать. Отняв от фонарного столба одну руку, я взглянул на часы. Прошла всего одна минута. Риты-Мэй по-прежнему не было видно, вокруг, поджариваясь на солнце, неспешно вышагивали толпы туристов в яркой одежде. Издалека донесся долгий монотонный звук трубы, и он показался мне не таким уж отвратительным. Я взглянул на улицу Декатур в направлении звука, размышляя,
