адвокатами во время пресс-конференций. Некоторые их в той или иной степени ненавидят, но большинство американцев считают, что они – такие же жертвы, законопослушные граждане, потерявшие единственного сына, по каким-то непонятным причинам попавшего под влияние чуждых и темных сил. Никто из Худеков не имеет понятия, каким образом их сын мог связаться с террористами. Его мать со слезами на глазах призналась, что в последние месяцы Ли Гион вел себя странно, а как-то раз она слышала, как он оживленно обсуждал некоторые эпизоды внешней политики США последнего времени, называя их «военными действиями».
Но каких-либо разумных объяснений случившегося у них нет. Особенно у Райана Худека, который практически все время молчит.
Джулия Гуликс все еще не умерла, хотя жизнь в ней еле-еле теплится. Она никогда уже не придет в себя, но, поскольку она созналась в двух убийствах, ей предстоит предстать перед судом. Я думаю порой, не навещают ли ее в туманных снах воспоминания о том, как ее пьяный отец, шатаясь, взбирается по лестнице их старого дома в Драйфорде, и не приходит ли к ней во сне другая девочка, которая была тогда на несколько лет младше, но, судя по всему, так никогда и не побывала нигде дальше их улицы.
Во дворе своего покинутого двенадцать лет назад дома был задержан человек по имени Джеймс Кайл. Считалось, что он уехал из города вместе с женой и маленькой дочерью, хотя теперь этот факт подвергается сомнению.
В тот самый день, когда произошли события в Торнтоне, сосед сообщил о некоем странно ведущем себя незнакомце в саду старого дома Кайлов. Он видел его с дороги и не заметил издали в высокой траве труп агента ФБР. Сообщи он об этом, возможно, полиция оказалась бы там быстрее. Хотя, может быть, и нет. У полицейских к тому времени появились куда более насущные проблемы совсем в другом месте.
Когда полицейский патруль наконец приехал на вызов, в саду нашли тяжело раненного мужчину лет шестидесяти с небольшим, сидевшего возле неглубокой ямы, которую он выкопал руками в углу участка. Он пребывал в полнейшем душевном расстройстве и держал в руках кости, которые вполне могли принадлежать восьмилетнему ребенку.
Дело Гуликс несколько осложнилось тем фактом, что Кайл теперь заявляет, будто это он убил двоих мужчин, найденных в окрестностях Торнтона на прошлой неделе. Хотя он не в состоянии привести какие- либо убедительные доказательства, но упрямо настаивает, что это его вина. Он также утверждает, что в окрестностях можно найти и другие трупы. Очень много трупов.
В данный момент это мало кого интересует – в Торнтоне и без того хватило мертвецов, чтобы возвращаться на десятилетие назад и искать новых. Так что Джулия пока лежит в больнице в ожидании своей судьбы, то ли виновная, то ли нет; то ли живая, то ли мертвая. Мне хватает ума не упоминать ее имени в присутствии Нины.
Чарльза Монро похоронили в числе многих других. Мы послали цветы.
Я понятия не имею, жив ли Пол. Знаю только, что когда мы с Ниной выбрались из подвала торнтонской школы, я все еще слышал выстрелы Джона. Трудно представить, каким образом Пол мог уцелеть после взрывов, которые сам же и вызвал, приведя в действие не только взрыватель в багажнике черной машины в подвале, но и все остальные бомбы, заложенные в разных местах города.
Если он погиб – я уверен, что он умер счастливым. «Соломенные люди» отпраздновали свой день, пролив кровь многих ангелов. Никто не говорит ни о чем другом, кроме событий в Торнтоне. Почему-то мне кажется, что теракт был направлен именно на уничтожение маленького городка, где жили обычные люди. Потому что так всем намного тяжелее воспринять случившееся.
Это был не акт против некоего символа, который можно увидеть только по телевизору. Нет. Тьма внезапно поглотила людей прямо там, где они жили.
Тот факт, что террористы уничтожили город, в котором в это время находилось значительное количество агентов ФБР, заставил широкую публику еще больше усомниться в возможности правительства их защитить. Скорее всего, все это было специально продумано. Как и присутствие на месте происшествия представителей прессы, чтобы они смогли показать весь ужас с самого начала. Как сказал Нине Джеймс Кайл, Пол был Прозорливцем, всегда видевшим на шаг вперед.
Я пытаюсь звонить на телефон Зандта каждый день и знаю, что Нина делает то же самое. Но ответа нет. Джон никогда не любил перезванивать, но, по крайней мере, ему можно было оставить сообщение.
Вероятно, со временем мы прекратим эти попытки. Когда-то ведь нужно остановиться.
Агент Нина Бейнэм условно считается пропавшей без вести в Торнтоне, учитывая, что ко времени теракта она отсутствовала уже несколько дней. Она пока не решила, стоит ли опровергать подобное предположение.
А пока что мы помогаем Патриции и другим соседям. Я не позволяю Нине поднимать тяжести, если только она не настаивает. Мы ездим ужинать в Шеффер и иногда слегка напиваемся за бильярдом в баре «У Билла». А вечерами сидим рядом на скамейке у озера или в креслах в нашем домике.
Нам хорошо вдвоем.
Ни в одном сообщении я не встретил упоминаний о трупе агента ЦРУ, найденном в туалете «Старбакса». Кафе сгорело дотла. На фотографиях невозможно даже понять, где оно находилось. Останки Карла Унгера, вероятно, превратились в прах, унесенный тайным течением истории.
Я немало размышлял над его рассказом, пытаясь воспринять его как возможную правду. Проблема в том, что я не верю в рай. В ад, впрочем, тоже. И то и другое – лишь попытки объяснить, кем мы являемся.
В темных глубинах нашей души таится мечта о смерти, а убийцы – лишь ее одинокие жрецы. Время от времени очередной безумец пытается устроить геноцид от нашего имени, и мир затем содрогается еще полстолетия, а тем временем одинокие стрелки без лишнего шума делают свое дело. Иногда кого-то из них удается поймать и убить или посадить в тюрьму, но всегда находятся другие.
Смерть будет всегда, ибо она в наших сердцах. Люди устраивают войны, убивают своих ближних и уничтожают другие виды не потому, что они глупы или недальновидны. Точнее, не только поэтому. Мы были первым животным, постигшим смысл смерти, и стремимся показать, что не бессильны перед ее лицом. Возможно, наша трехсотвековая история убийств – всего лишь акт неповиновения, попытка овладеть собственной судьбой; мы знаем, что смерть придет за нами, и иногда пытаемся с ней сразиться. Может, Пол и ему подобные правы, и в этом нет ничего плохого. Возможно, убивать – наше предназначение.
Но все на самом деле далеко не так просто. Как бы я поступил, если бы мне пришлось выбирать между Ниной и школой?
Лучше не спрашивайте.
Сейчас я даже не знаю, что обо всем этом думать. Но я не верю, как не верил и Карл, что история повторяется. Никаких циклов не существует. История постоянно творит одно и то же. Порой мы не замечаем, что происходит, только и всего. А иногда мы это видим, поскольку не остается иного выбора.
Любой террористический акт убивает невинных. Любая попытка ему противостоять приводит к тому же самому. Мы сидим в центре зловещего круга, не зная, в какую сторону повернуться. Убийцы всех национальностей, верований и эпох стоят по краям нашего мира, стреляя в его середину. Они видят лишь тех, кто находится по другую сторону круга, своих врагов, которых считают воплощением демонов. Всех остальных для них просто не существует.
Какими же нереальными должны казаться им мы, обычные люди, и как же нам не хватает их светлого очистительного огня! Как далеки от героических помыслов наши примитивные желания прожить свою короткую жизнь, не погибнув от пули, голода или взрыва во имя чьих-то законных интересов или идеалов, о которых мы даже не знаем.
А они продолжают нас убивать. Это их жизнь, они не могут иначе. Мы вынуждены им противостоять, всегда и во веки веков. И мы должны найти возможность громче выражать свой протест.
Три дня спустя я получил ответ по крайней мере на один вопрос. В течение двух недель после нашего возвращения у Нины периодически случались приступы тошноты. Она до сих пор неважно себя чувствовала, и у нее часто болела голова. Мы надеялись, что это лишь временные последствия ее пребывания в старом фургоне, насыщенном бензиновыми парами, но когда стало ясно, что они не проходят, я в конце концов убедил ее обратиться к врачу.
