От бокала шампанского ей было весело. Глаза блестели, щеки полыхали, тугие кольца волос, выбившиеся из-под ушанки, заиндевели. Напевая что-то, она смотрела на полоску свинцовой воды и тянувшиеся дальше до самого Северного полюса разноцветные льды, и от необозримого простора у нее кружилась голова. Почему-то вдруг вспомнилась фраза: «Ах, как кружится голова, как голова кружится!» И она произнесла ее громко, с чувством, слегка нараспев и расхохоталась.
Она свернула в проулок, где вытянулись «учительские» избы, обращенные окнами к проливу Лонга. Они были освещены неуемным солнцем белой ночи. Стоял поздний час, люди спали.
Наталья Сергеевна шагнула на крыльцо своей избы и остановилась, чтобы достать из кармана шубки ключ. В кармане была дырка, которую все некогда было зашить, и ключ провалился за шелковую подкладку. Ругая себя за бесхозяйственность, она наклонилась, запустила руку в дырку.
И в это время кто-то грубый, чудовищно сильный схватил ее сзади за шиворот, рванул на себя так, что от боли в горле Наталья Сергеевна чуть не потеряла сознание, и быстро потащил прочь от крыльца к проливу Лонга.
– Что за идиотские шутки! – оправившись от испуга, вскричала она, быстро-быстро перебирая по снежной целине ногами. – Сейчас же отпустите! Прекратите, вам говорят!…
Но «шутник», однако, продолжал грубо тащить Наталью Сергеевну.
Ушанка скатилась с головы, трещал ворот шубки. Сопротивляясь, она забилась раненой птицей, уткнулась носом во что-то мягкое, густое и ощутила тошнотворный звериный запах. Потом до слуха донеслись сдавленные хриплые рыки.
Только теперь Наталья Сергеевна поняла, что на нее напал медведь, что тащит ее к открытой воде. Через несколько минут зверь, утопив, умертвив живую добычу, переплывет с ней неширокую полоску чистой воды и в паковых льдах сожрет ее…
Разом вспомнились те ужасные рассказы, ходившие в последнюю неделю. Якобы в округе объявился белый медведь-людоед. В одном поселке он пытался повалить сторожевую будку с часовым, повредил вертолет, из другого утащил старика эскимоса…
Ужаса происходившего она не успела осознать. Если бы это случилось, едва ли бы человек впоследствии продолжал пребывать в здравом рассудке.
И она не кричала, поняв, что крик бесполезен, до ледяной воды осталось каких-то пятнадцать – двадцать метров.
Пока люди услышат зов о помощи, пока выбегут из жилищ… уже все будет кончено.
Стальным нервам Натальи Сергеевны позавидовал бы голливудский герой-супермен. Хладнокровно оценив обстановку, она твердыми, не дрожащими пальцами расстегнула три пуговицы шубки, за ворот которой ее тащил медведь, затем, подняв руки, рывком выскользнула из нее возле самой кромки воды.
Медведь прыгнул в полынью и поплыл, держа в зубах шубку Натальи Сергеевны. Зверь так и не понял, что человека в шубке уже нет. Такому гиганту все равно – тащить шестьдесят килограммов или всего два килограмма.
Он обнаружил это лишь тогда, когда переплыл полынью и взобрался на льдину. Гнев его был, очевидно, страшен, потому что шубка Натальи Сергеевны оказалась разорванной в мелкие клочья.
Фотокорреспондент областной газеты Олег Маркелов, нескладный прыщавый юноша ростом два метра три сантиметра, ужасно худой, кожа да кости, прозванный в редакции Верстой Коломенской, успешно выполнив задание, уже целую неделю бездельничал в эскимосском селении, ожидая вертолета. Вертолеты не летали из-за сильных туманов, частых весенних гостей на побережье пролива Лонга. Случалось, командированные, к великому неудовольствию бухгалтеров, застревали здесь на месяц, а то и на два.
Штамп, проставленный на оборотной стороне авиабилета: «Задержка рейса по метеоусловиям с… по…», служил оправдательным документом.
Одно немного успокаивало Олега – фоторепортаж получился превосходный. Мысленно он уже видел набранный крупным жирным шрифтом заголовок: «Будни охотников на морского зверя». Фото № 1: вооруженные карабинами эскимосы в кожаной байдаре сосредоточенно смотрят все в одну сторону; на дальнем плане – льдина в полынье с тремя отдыхающими на ней моржами. Фото № 2: смуглый узкоглазый эскимос стоит на носу байдары и, вскинув оружие, целится в моржа. Фото № 3: пораженный метким выстрелом морж распластался на льдине. Фото № 4: морж в полынье, «пришит» за клыки кожаными ремнями к байдаре; видны «пых-пых» – два надувных шара из нерпичьей кожи, которые удерживают добычу на поверхности воды. Фото № 5: трактор буксирует полуторатонную тушу из моря на берег.
От нечего делать Верста Коломенская с фотоаппаратом на груди слонялся по единственной улице эскимосской деревни (рядом с низкорослыми эскимосами он казался Гулливером среди лилипутов), бродил по побережью пролива Лонга, изредка фотографировал выброшенные на песчаную косу водоросли, раковины или причудливой формы плавучие льды.
Однажды во время прогулки по побережью он увидел в полынье лахтака. Морской заяц – довольно редкое животное, и разве можно упустить такой кадр! Олег защелкал фотоаппаратом.
Хотя у фотоаппарата был неплохой телеобъектив, но снимки едва ли бы получились удачными, потому что лахтак находился очень далеко, метров за двести от берега.
Лахтак некоторое время плавал на поверхности, потом нырял, показав толстый округлый зад, и оставался под водой минут десять; затем опять выныривал, отфыркивался и ходил по замкнутому кругу. Ах, как же его сфотографировать поближе, крупным планом?!
«Лахтак нырнул очередной раз добывать себе пищу со дна морского. Олег бросился на ногах-ходулях к кожаным байдарам, вытащенным на песчаную косу. Он столкнул в воду одну из байдар, самую маленькую, залез в нее. Узкая кожаная байдара словно ожила, зашаталась, задрожала, кренясь то на один, то на другой борт. Олег едва успокоил посудину, догадавшись сесть на корму и не шевелиться, иначе бы байдара перевернулась. Черт, как же на ней рискуют ходить в море не умеющие плавать эскимосы?…
На днище лежало короткое весло с широкой лопастью. Олег заработал им, опуская в воду поочередно с одной и с другой стороны кормы.
Корреспондент совсем забыл о предупреждении, которое сделал ему председатель колхоза Иерок: в море безоружным выходить ни в коем случае нельзя – там могут находиться хищные моржи-келючи, нападающие на человека в лодке, да и нанука ради забавы не прочь перевернуть утлую байдару…
