На такую мелочь, как Алиса, никто даже и не смотрел, кроме бассета из пятнадцатой квартиры. Этот бассет, проходя мимо их двери, вдруг стал писать на половичке у Зининой квартиры теплые прочувствованные письма. И это было еще одним признаком пробуждавшейся весны.
Однажды в дверь позвонили. В глазах у Алисы внезапно потемнело, потому что она услышала почти забытый голос заведующей: «Зин, опять у тебя кто-то на коврике нассал! Ну-у, здравствуй, собаченция! А где же наша негодная Алисия?» Алиска побежала прятаться под диван, но никто ее особо и не звал. Мама Зина даже ее ошейник в руки не взяла, а у заведующей было грустное, чем-то озабоченное лицо, и Алиса, похоже, ее совершенно не интересовала.
— Тебе, Зина, девочки уже, наверно, рассказали? Просто ума не приложу, что делать… Мы, конечно, за копейки в клубе работаем, но у нас штат семь человек, все с высшим образованием, у всех семьи.
Зарплату не давали уже полгода, но мы надеялись… А тут…
Клуб «Черепашка», располагавшийся в просторном сухом подвале жилого дома, содержался раньше жилищно-коммунальным отделом телефонного завода. И сам дом, как и множество других домов их микрорайона, находился на балансе этого завода. Когда-то у завода было еще и несколько садиков, две поликлиники, Дворец культуры. Потом жизнь переменилась, завод почему-то совсем перестал работать, а его недвижимость стала передаваться в городской бюджет. Путь этой передачи был сложным и извилистым, поэтому садики стали закрываться и капитально переоборудоваться под разные коммерческие структуры. Во Дворце культуры впервые под этот Новый год не стали устраивать елку с Дедом Морозом, хотя Катя с Наташей ждали этого гада весь год и даже писали ему письма. Это был такой мужик в балахоне, обшитом ватой. Катя сказала, что, наверное, Дед Мороз тоже ушел в коммерцию, потому что во Дворце культуры теперь поселились банк и два мебельных салона. А вот все подвальные и цокольные помещения жилых домов вдруг оказались в личной собственности наиболее прогрессивных граждан города.
«Черепашка» оставался последним детским клубом района, где с детьми занимались бесплатно. Сам дом с малогабаритными темными квартирками был уже на балансе города, но его подвал с клубом почему-то все еще находился в ведении гибнущего завода. Педагогам клуба не платили зарплату, но они все ждали лучших времен и не увольнялись. Два раза клуб отключали от света и тепла, и заведующая уже не знала, куда ей обращаться. Подарков к Новому году не выдали, но заведующая нашла на соседнем заводе пластмасс залежи больших пикающих лягушек, оставшихся с тех времен, пока еще этот завод полностью не перешел на выпуск презервативов. Катя с Наташей были очень рады новогодним лягушкам, а Вендетта почему-то отказалась их грызть, и Алисе пришлось прикончить их в полном одиночестве.
А сразу после Нового года в клуб пришли двое — совершенно бритый в кожаном пальто и наоборот, длинноволосый с хвостиком на затылке, в клетчатой куртке с замочком. Они сказали заведующей, что этот подвал теперь ихний, и что они даже заплатят педагогам сколько-то там… Чего должны, короче. Но всем теперь надо отсюда выметаться как можно скорее, потому что бритый и клетчатый будут здесь делать элитный спортивный клуб с саунами, тренажерами и каким-то шейпингом. Заведующая побежала на завод, но уже не обнаружила там никакого жилищно-коммунального отдела. Заводской народ сновал в чрезвычайном возбуждении и готовился к акционированию предприятия, поэтому дворовую затейницу послали куда подальше.
Расписание работы кружков по прежнему висело на стенке, дети, как и прежде, водили по нему грязными пальцами и пририсовывали чертиков. Персонал клуба так же по прежнему выходил на работу и соблюдал правила внутреннего распорядка, но уже как-то машинально, поскольку не знал, чем же еще ему, персоналу кроме клуба заняться. Заведующая носилась по депутатам и высоким приемным, а жизнь клуба как будто текла по старому, но в некотором внутреннем напряжении.
Потом клетчатый и бритый пришли с двумя омоновцами прямо посреди занятия народного хора и стали всех выгонять из клуба. Они трясли над головами какой-то бумагой и достаточно энергично требовали очистить помещение. Дети понесли по домам двух волнистых попугайчиков, бурундука и шесть морских свинок. Баянист приютил старую клубную кошку. Катя с Наташей принесли домой свое макрамэ, клубные герани и два красных ситцевых сарафана, подаренных им на память руководительницей хора.
— Я пришла от этого депутата нашего сраного, подписи еще за него когда-то собирала, а тут — полный разгром! Стала все бумаги из своего стола выгребать, и вдруг увидела совершенно другими глазами вот эти бумажки. Я-то, дура старая, думала, что это накладные на шефскую помощь. Ты глянь, что здесь написано.
Зина и заведующая уткнулись в бумаги. Алиса вообще-то не хотела выходить, но что-то, что было гораздо сильнее ее, тянуло ее из-под дивана к бумагам. Она робко вышла на палас и тихонько засеменила к Зине, державшей листочки в руках. Этот запах! Вся прежняя жизнь начала оживать в ее маленькой головенке…
Вот папа кушает руками из баночки маслины, а возле него прямо на скатерти лежит соленый огурец, надетый на вилку. Прежняя мама заперлась в спальне, а за столом кроме папы сидят еще двое — очень неприятных, резко пахнущих одеколоном.
— Да все путем, Пал Ваныч! Все подписи есть, ставьте свою почеркушку смело! Сейчас не хапнем, другого раза не будет! Игорь юридическую сторону проверил, я финансы просчитал. В чем проблемы-то? Давайте лучше выпьем за дружбу…
Алиса подняла глаза на маму Зину. При полном отсутствии характера мама Зина была умная, как Вендетта. Она работала в отделе регистрации районного отдела милиции, и через ее руки проходили все уголовные и гражданские дела их района. Знакомые менты навешивали на нее и свои бумажные обязанности, нагло пользуясь ее бесхарактерностью. К ней в трудных ситуациях обращались все многочисленные знакомые. Зина долго молчала, а затем сказала, что, в принципе, здесь есть состав уголовки. Административное правонарушение им в суде не вытянуть, надо сворачивать на уголовку, но это очень опасно, очень. Клетчатого она даже помнит по картотеке, и мама Зина что-то зашептала заведующей, опасливо косясь на комнату девочек. Потом она стала писать какую-то бумагу, переживая, что у нее нет других очень важных документов, после которых вся афера с недвижимостью в городе была бы полностью раскрыта. А заведующая только заполошно кудахтала у нее над ухом: «Это же мафия, Зин! Это же организованная преступность, Зин!»
Алиса очень колебалась и внутренне переживала. Нет, для Зины она вообще бы сделала что угодно. Но, наверно, если бы она сделала то, что тут же пришло ей в голову, то ни одна собака ее бы не поняла… Ведь все-таки с папой ей когда-то жилось неплохо. Почему это сделала с бывшим папой ее прежняя мама, Алиса даже понимала. Не то, чтобы одобряла, просто она по прежнему ее жалела. А теперь и папа этот — совершенно посторонний тип, а вместо мамы — Зина… И Алиса терялась в раздумье и не знала, как же ей быть?
Если не принимать в расчет нравственные терзания такого незначительного члена общества, как Алиса, дело заключалось в следующем.
Листочки, которые изучали толстая Зина и заведующая, были из тонкого черного конверта бывшего Алискиного папы, который ему подготовили клетчатый и бритый и передали под огурчики, водку и большое блюдо корейки.
Потом папа, как был в штанах, так и заснул у разрушенного застолья с окурками среди остатков корейки. Те два листочка выскользнули из папки на пол из его ослабевших рук прямо на стоявшие там подарки избирателям.
И тетя Дуся, когда ругалась, что совершенно не понимает — свиньи здесь кушали, или паны пировали, эти листочки так и засунула в коробку с печеньем для детского клуба. А с самой черной папочкой вообще непонятка вышла, полный секвестр. Папа ее утром не обнаружил, и решил, что ее прибрал клетчатый Игорь. Но это был вовсе не Игорь, а бывшая мама, которая, прочитав папку, разозлилась и долго била Алису, говоря, что этот гад уже готовит себе запасной аэродром.
Ну, и когда бывшая мама повезла Алису в клуб, чтобы расстаться с ней навсегда, она черную папочку захватила с собой и спрятала ее в клубе за застекленным стендом схемы эвакуации при пожаре, чтобы держать папу на коротком поводке. Заведующая, конечно, этого не видела, а Алисе и смотреть не надо было. По правде говоря, она тогда на маму очень обиделась и вообще смотрела в другую сторону. Но нос-то не обманешь.
После той бумаги, которую написали Зина и заведующая, к ним в дом стали звонить по телефону и подавать разные команды из прежней Алискиной жизни. Пожалуй, самым неприятным в этой истории было
