свободе все, что имеет сказать ему Скобелев.
Петр Лаврович, этот крупный философский ум и теоретик революции, в делах практики и революционной политики оказывался часто настоящим ребенком. Он наотрез отказался от предлагавшегося ему свидания, и так как в ту минуту в Париже не оказалось никого из достаточно компетентных и осведомленных революционеров (народовольцев), которым он мог бы сообщить о полученном им предложении, — на этом и кончилось дело. Впоследствии, в 1885 г., мне пришлось говорить с Петром Лавровичем об этом инциденте и выразить сожаление, что Лавров отклонил подобное свидание и не использовал такой благоприятный случай.
— Да помилуйте, — воскликнул Лавров с искренним и неподдельным изумлением, — ну о чем бы я стал говорить с генералом Скобелевым?
О том, что не произошло, можно, конечно, строить только более или менее вероятные догадки. Можно, однако, предполагать, не пускаясь в область фантазии, что не для одного только личного знакомства искал Скобелев свидания с Лавровым».
Конечно, можем к этому добавить, Лавров допустил непростительную ошибку, отказавшись от встречи без выяснения намерений Скобелева.
Не найдя союзников, белый генерал и тут не сдался. Он готов был действовать один, при условии, конечно, если обстоятельства будут этому благоприятствовать. Точнее, требовалось лишь одно, но очень немаловажное обстоятельство, которое мы еще рассмотрим. Пока же сделаем вывод, к которому подводит фактический материал. Скобелев был врагом режима и добивался его ниспровержения.
Для этого он искал союзников в центре (примем за центр лагерь либералов) и слева, в лагере революционеров.
С оговоркой, что впереди нас ждет еще какой-то материал, примем эту гипотезу. Но каковы были дальнейшие планы Скобелева? — спросит пытливый читатель. — И главное: неужели этот честолюбец, планируя переворот, забывал о себе?
Читатель научился проникать в мои мысли. Я как раз собирался к этому переходить. Попытаемся разобраться в его замыслах.
Мы уже констатировали отрицательное отношение Скобелева к народническому террору. Отношение его к революционерам некоторые биографы связывали с известной его неприязнью к нигилистам. Действительно, современники свидетельствуют, что Скобелев не терпел длинноволосых, непричесанных и неаккуратно одетых людей. Такой внешний вид говорил, в соответствии с ходячим представлением, о принадлежности к нигилистам. Но Скобелев умел разглядеть сущность под какой угодно формой. Неприязнь объяснялась лишь привычками военного человека, внешний вид был для Скобелева вопросом дисциплины. Во время Ахал-Текинского похода один из таких «нигилистов», врач, вызвавший в Скобелеве подозрения своим внешним видом, показав себя на деле, стал в его глазах ценным работником. «Крайне разнородны виды нигилизма — только цель единая, — писал Скобелев дяде. — Тем хуже для тех, которые того не сознают».
В связи с отношением Скобелева к революционерам, к «нигилистам», как их тогда собирательно называли, возникает следующий важный вопрос. Скобелев не раз высказывался, что средством подавления и устранения нигилизма был бы подъем народного духа, патриотизма, вызванный популярной в народе войной, именно — против Германии. Следует ли это принимать всерьез? Был ли Скобелев искренним в этих высказываниях? В.Б.Вилинбахов поддался соблазну и пошел по пути утверждений, что это лишь маскировка, предназначенная для того, чтобы представить себя лояльным по отношению к режиму. Вилинбахов вообще до невозможности раздувает макиавеллизм Скобелева. По его мнению все, что бы ни говорил и ни делал Скобелев, нельзя принимать за чистую монету, за каждым его словом и каждым шагом стоит какой-то другой, скрытый смысл.
С этой умозрительной, ничем не доказанной догадкой никак нельзя согласиться. Источники, весь строй мыслей Скобелева доказывают, что, высказываясь таким образом о борьбе с «нигилизмом», он говорил то, что думал. Важные сведения по этому вопросу мы получаем из дневника П.А.Валуева. В записи от 17 марта 1882 г. говорится: «Обедал в Английском клубе… Рядом со мной сел генерал Скобелев: замечательный с его стороны вызов к откровенному разговору. Я убедился из этого разговора, что его речи и
Высказывание о подавлении этим способом нигилизма, как увидим ниже, полностью согласуется с неизменными взглядами Скобелева на этот актуальный тогда вопрос. Да это было далеко не только его мнение. «Вестник Европы», например, информировал своих читателей о реакции немецкой печати на бытовавшее в России суждение, что «панславизм может положить конец нигилизму. Эти мечтатели, — писала немецкая газета, — хотят изгонять черта Вельзевулом, и тем бессознательно питают обоих…».
Правда, возникает вопрос, зачем понадобилось Скобелеву представлять дело так, будто он действовал по чужому внушению, что на него вовсе не похоже. Можно допустить, что он хотел убедить Валуева и, как видим, не без успеха, что мысли о «воинственном патриотизме» это не только его, Скобелева, мысли, что они имеют под собой широкую общественную поддержку, что его устами глаголет если не Россия, то значительная часть образованного и влиятельного общества. В связи с этим вопросом В.Я.Богучарский цитирует из дневника П.А.Валуева запись еще одного его разговора со Скобелевым. На вопрос графа, прекратила ли бы война, за необходимость которой высказывался Скобелев, политические убийства, Скобелев отвечал, что все это смогло бы успокоиться. Эту цитату Богучарский сопровождает следующим замечанием: «Не исключена возможность, что именно в этом направлении мыслей Скобелева лежит ключ к разгадке его желания повидаться с Лавровым…» И Богучарский делает вывод, в котором звучит разочарование: «А раз это так, то о каком же влиянии военно-революционной организации на Скобелева может быть речь? Нет, для этого она, да и вся партия «Народной воли» слишком слабы».
Хотя разгадка не лишена оснований, заключение видного исследователя истории политической борьбы несколько наивно, причем именно политически. Скобелев вовсе не собирался быть под чьим бы то ни было влиянием, быть кем-то руководимым. Такие рассуждения могут быть объяснены только незнанием Богучарским личности и взглядов Скобелева, которым он специально не занимался. Но дальше в работе Богучарского следует материал, который действительно проливает свет на цели Скобелева и средства, которыми он хотел воспользоваться. «С этими напечатанными нами в «Русской мысли» строками, — писал он, — не согласился один хорошо в то время известный писатель». Догадаться, кто это был, нетрудно, так как Скобелев дружил и был откровенным только с одним известным писателем. Это, конечно, В.И.Немирович-Данченко. Вот полностью его письмо Богучарскому.
«Я только из Вашей статьи узнал, что в 1882 г. Скобелев искал в Париже свидания с Лавровым. В половине 80-х гг. я, однако, слышал в Петербурге, что он через… (идет имя одного в то время считавшегося большим «либералом», но впоследствии таковым вовсе не оказавшегося, генерала[13]) пробовал закинуть ниточку в революционные круги. Это меня тогда не особенно удивило.
Чтобы понять Скобелева, надо помнить, что это был не только человек огромного честолюбия, но, когда надо было, и политик, — политик даже в тех случаях, когда могло казаться, что он совершает политические бестактности. В последние годы он несомненно создал себе такое credo: правительство (в смысле старого режима) отжило свой век, оно бессильно извне, оно также бессильно и внутри. Что может его низвергнуть? Конституционалисты? Они слишком слабы. Революционеры? Они тоже не имеют корней в широких массах. В России есть только одна организованная сила — это армия, и в ее руках судьбы России. Но армия может подняться лишь как масса, а на это может ее подвинуть лишь такая личность, которая известна всякому солдату, которая окружена славой сверхгероя. Но одной популярной личности мало, нужен лозунг, понятный не только армии, но и широким массам. Таким лозунгом может быть провозглашение войны немцам за освобождение и объединение славян. Этот лозунг сделает войну популярною в обществе. Но как ни слабы революционные элементы, и их, однако, игнорировать не следует, — по меньшей мере как отрицательная сила, они могут создать известные затруднения, а это нежелательно. Во всяком случае Скобелев мог говорить о борьбе с «нигилизмом», но на самом деле вряд ли он об этом думал. Движущая и важнейшая цель у него была другая, и она всецело поглощала его».
Это письмо близкого к Скобелеву человека очень важно для понимания его целей и
