Во время одной из экспедиций генерал Абрамов выделил небольшой отряд под командованием Герштенцвейга, в составе которого был и Скобелев. По возвращении отряда в Самарканд пошли слухи, что Герштенцвейг дрался храбро, а Скобелев струсил и чуть ли не уклонился от участия в стычке. Но одновременно стала циркулировать и другая версия: пьяный Герштенцвейг налетел на племя мирных кочевников, Скобелев же, трезвый и спокойный, заметив ошибку, хотел удержать приятеля, а когда это не удалось, не пошел за ним. Офицер, отправившийся в Ташкент с докладом генерал-губернатору, жалея Герштенцвейга, умолчал об этой второй версии, но не удержался, чтобы не сообщить о «трусости Скобелева». Узнавший об этом Жирарде немедленно сигнализировал своему воспитаннику, что его чести грозит опасность. Скобелев примчался в Ташкент и потребовал от Герштенцвейга оглашения истины. Герштенцвейг отказался, ссылаясь на свое состояние и плохую память. Вызвав его на дуэль, Скобелев ранил его в ногу. Через год Герштенцвейг умер от чахотки или от вина, но недруги Скобелева приписали смерть своего любимца полученной им ране. Расположенный к Скобелеву Кауфман считал вредным для него самого защищать его своей властью, и Скобелев покинул Туркестан.
Совокупность материалов дает достаточно полное и, несмотря на некоторые противоречия, в основных чертах ясное представление о всей истории. Дополнительный свет на нее проливает не известный авторам цитированных исследований строгий документ, опубликованный только в 1950 г. Это «Дневник» Д.А.Милютина, военного министра в правительстве Александра II, известного деятеля реформ и пореформенной эпохи. В ответ на запрос Милютина о качествах и службе Скобелева Кауфман в письме от 30 сентября 1870 г. сообщал: «Скобелев весьма исполнителен и усерден; берется за дело с увлечением, энергически, но не в такой же степени «преследователей». Призвание его — полевая служба в войсках; он имеет много данных к успеху в этом роде деятельности; в административной же должности едва ли долго выдержит. Вообще, человек способный, но не довольно еще аккуратен. Непомерное честолюбие, желание выскочить, отличиться от других побуждают его смотреть снисходительно на средства. Он подорвал доверие мое к нему неправдою, которую даже похваляется. Товарищи ненавидят его; у него одна история за другою, и в историях этих он был неправ. Про него распустили слух, что он трус; но это неправда. Последствие этого слуха было то, что Скобелев выдержал дуэль с двумя офицерами, одну за другою, и готов был продолжать с другими, если б не был остановлен».
Как видно, информация Кауфмана в главных чертах подтверждает выводы исследований Полянского и Толбухова. В то же время Кауфман говорит и о какой-то неправде Скобелева. Что именно он имел в виду, сказать с полной уверенностью нельзя, но, поскольку Скобелев, по его словам, этой неправдой даже похвалялся, можно предположить, что Кауфман подразумевал преувеличение им своих заслуг в разгроме разбойников. Из письма также следует, что Кауфман верно понял многие черты характера Скобелева.
Столь подробный разбор инцидента может показаться излишним. В действительности же он очень важен как для понимания характера Скобелева и его дальнейшего жизненного пути, так и для того, чтобы проследить формирование его военной этики. В.В.Верещагин, явно критически относившийся к молодому Скобелеву, в своих воспоминаниях доказывал, что когда они познакомились в 1870 г., Скобелев был человеком, лишенным твердых правил и понятий о военной честности, а затем в течение нескольких лет развил в себе эти качества самостоятельно. Вряд ли правильно в оценке личности Скобелева принимать такие крайние мнения. Он был в те годы молодым человеком, еще далеким от нравственного совершенства, и, конечно, в нем отнюдь еще не преобладало преклонение перед идеалом долга. В этом отношении он не мог сильно отличаться от большинства окружавших его молодых людей. Приходится признать, что честолюбие Скобелева тех лет, стремление отличиться проявлялись в нем настолько очевидно, что подавляли щепетильное отношение к представляемой по службе информации, уважение к сослуживцам, скромность и т. п. С другой стороны, рассмотрение инцидента показывает, с какой ревностью, завистью, интригами он встретился в самом начале своей службы. Его способности заявляли о себе слишком явно, и это было невыносимо для тех, кто был этих способностей лишен, но хотел, тем не менее, добиться славы и чинов. Нельзя не согласиться со следующим выводом М.И.Полянского: «Пожалуй, все видели, что молодой Скобелев желает сделать карьеру в Туркестанском крае, но как же не понять, что всякая карьера может быть зазорна только тогда, когда делающий ее не достоин повышений, не заслужил их ничем особенным, получил их по протекции? Что можно было сказать против начинающейся карьеры Скобелева, который в каждом своем подвиге, в каждом труде делал в десять раз больше иных, получавших те же повышения, те же награды?» Но, как бы то ни было, Скобелев получил хороший урок. Хотя все происшедшее отрицательно отразилось на его начинавшейся карьере, урок пошел на пользу.
До ноября 1870 г. Скобелев продолжал командовать 9-й Сибирской казачьей сотней. В этот период он провел смелую операцию по преследованию и пленению двух шахрисябских беков, отложившихся от бухарского эмира и грабивших соседний Зеравшанский округ, расположенный в пределах генерал- губернаторства. В декабре 1870 г. Скобелев получил назначение на Кавказ, но и там долго не задержался и был переведен в Закаспийский край, где ему была подчинена кавалерия отряда полковника Н.Г.Столетова, основателя Красноводска и будущего героя русско-турецкой войны (но там роли переменятся: Столетов будет под командой Скобелева).
В Закаспийском крае у Скобелева произошла новая «история». Побуждаемый жаждой подвигов, он 13–22 мая самовольно произвел скрытую рекогносцировку Саракамыша хивинского. С шестью всадниками он совершил через пустыню пробег в 410 верст. Сама по себе эта рекогносцировка, сопровождавшаяся съемкой местности и приобретением другой важной информации, должна была с полным основанием рассматриваться как подвиг и полезное для Кавказского штаба дело. Описание местности и результаты съемки были даже опубликованы в таком ученом органе, как «Известия Императорского Русского Географического Общества» в 1872 году. Но начальство посмотрело на действия Скобелева совсем по- другому. Поскольку они не планировались штабом и противоречили его расчетам, поступок Скобелева был оценен как нарушение служебной субординации и воинской дисциплины. Формальные основания для этого действительно были. Следствием конфликта была высылка Скобелева из Закаспийского края в Петербург. Скобелев метался, искал и не находил себя, своего места и поведения. Повседневная служба давалась ему с трудом, не удовлетворяла его. Молодость, а главное, сама его натура, бьющая через край энергия и инициатива требовали боевой жизни, без которой он не чувствовал себя способным проявить свои силы и дарования. Вместе с тем, как верно подметили биографы, уже в эти годы, в частности в саракамышской рекогсноцировке, обнаружилась склонность Скобелева к разведкам и рекогносцировкам, которая перерастет в один из основных принципов его своеобразного военного искусства. Четко определилась и сочетавшаяся с ней потребность в доскональном изучении местности.
К первому пребыванию Скобелева в Туркестане относится важная страница его жизни, не отмеченная никем из биографов, так как она стала известной только после опубликования дневника Д.А.Милютина. Речь идет о его попытке принять участие во франко-прусской войне. Поскольку это была не русская, а иностранная война, участвовать в ней русскому офицеру можно было только в частном порядке, как добровольцу, волонтеру. На чьей стороне воевать? Как ни странно это может показаться для Скобелева, известного впоследствии своими резко антигерманскими настроениями, он хотел воевать на стороне Пруссии. Но понять это нетрудно. Пруссия, как и другие германские государства, в те годы еще традиционно считалась другом России. Тогда можно было только догадываться, как изменится политика Германии после образования Германской империи. Иное дело — Франция. Вместе с Англией она была противником России в Крымской войне 1853–1856 гг. и являлась одним из гарантов Парижского мирного договора 1856 г. Когда начиналась франко-прусская война, еще сохраняла силу статья этого договора, запрещавшая России содержать военный флот и укрепления на Черном море. Кроме того, в России еще свежи были воспоминания о конфликте 1863 г., когда Англия и Франция, используя как предлог польское восстание, пытались оказать давление на Россию. К ним присоединилась и Австрия, поддержавшая, правда довольно вяло, требования этих держав, в действительности нисколько не интересовавшихся судьбой Польши. Хотя дело тогда не вышло за рамки дипломатии, ограничившись многочисленными нотами, общественное мнение в России было сильно возбуждено. В дальнейшем, до 1870 г., русско-французские отношения оставались прохладными, а в отношениях с Пруссией дипломатия Наполеона III потерпела ряд крупных неудач. Заносчивая и плохо обдуманная политика Наполеона помогла Бисмарку не только найти повод к войне, но и представить Францию нападающей стороной. Такая международная обстановка вполне объясняет решение Скобелева сражаться на стороне Пруссии против Франции.
Чтобы добиться разрешения соответствующих высоких инстанций, он приехал в Петербург и пустил в
