– Владилен, все шутим? – небольшая пауза, во время которой Вера Марковна помешала сахар, вынула ложку и облизнула. – Через полчаса зайдите в мой кабинет с отчетом за прошлую неделю и планами на эту неделю.
Кофе заварен, задача есть, приглашение получено – ставки сделаны. Осталось добавить сливок. Владилен взял пакетик с густой молочной смесью и, не открывая его, проследовал в кабинет Геннадия Петровича, где обязанности директора исполняла Вера Марковна.
Зашел в кабинет, сел без приглашения. Вера Марковна молчала. Она точно ждала, – наклонилась вперед, – но явно не отчета молодого сотрудника. А его самого.
– Вера Марковна, – начал Владилен и тут же стушевался, полез к пакету. – Разрешите мне добавить Вам сливок в кофе?
Вера Марковна не ответила, скрестила ноги параллельно друг другу. Владилен зашуршал пакетом. Открыл, расплескав белую жидкость на полированный стол, с брызгами налил в кофе. И остановился, застыл.
– Помешай, помешай сливки. Что же ты? А сахар размешал? – Вера Марковна встала и подошла к остолбеневшему молодому человеку. Она поняла, что если Владилен начнет с формальностей – отчета, планов и прочей рабочей рутины, – ей обеспечено поражение. В чистом голосе молодого человека сначала появится волнение, потом смелость, а затем и призыв. Вере Марковне точно пришлось бы защищаться. Ничто так не распаляет растущую страсть, как вид защищающейся, но вожделеющей женщины.
Вера Марковна точно не жаждала никаких романов, тем более на работе. И тем более – в разгар рабочего дня. И карьера, и личная жизнь в считанные дни по возвращению Геннадия Петровича сразу бы полетели под откос. Что ни говори, она была зависима от Геннадия – и в личном пространстве, и в рабочем. «Что ему стоит в один момент, при малейшем подозрении бросить меня, будь мы трижды женаты, и уйти от меня прочь? Да ничего. Я – люблю его. Он, скорее – терпит. Привык. Но привычка творческой сильной натуры – в его власти. Какая глупость – эти природные инстинкты! Это отговорки для молодежи: «Я ничего не могла с собой поделать!», «Любовь зла», «Сучка не захочет». Ой, это про другое. «Телу не прикажешь» – Ну, положим, до этой мысли дойдет не каждая молодая кобылка пигалица. Но если и дойдет, тоже неправда. Все дело в голове – либо инстинкт у тебя стратегичен и не допустит вреда для здоровья, либо у тебя вообще нет интеллекта. Да, нижним конечностям и полостям больше лет, чем нашему мозгу. Размножаться мы научились быстрее, чем думать».
Владилен сидел неподвижно. Ему представлялась задранная юбка, разорванные чулки. На крайний случай, можно и снять. Затем – если не грубое проникновение без предохраняющих средств, то хотя бы куннилингус. Вера Марковна сидит на столе, ноги обнажены и раздвинуты. Она закуривает, как в «Глубокой глотке» – я отлично делаю свою работу. И все это за незапертой дверью. Потом, после физического устроения Геннадия Петровича, он поможет Вере Марковне отстоять пост генерального директора, а финансовые потоки замкнет на отца. И дело сделано. Осталось совсем немного – соблазнить даму не первой свежести, с хорошим сроком эксплуатации в боевых условиях по России, но в отличном техническом состоянии. В последнем Владилен не сомневался – Вера Марковна вообще, а сегодня в особенности, выглядела на все сто пятьдесят процентов.
Вера Марковна встала и подошла. Выдвинула из его слегка дрожащих рук чашку. «Обхватил блюдце, как щит, – подумала. – А что если, это тоже игра? В хищницу и жертву. Может быть, может быть, и юный донжуан не так уж и слаб в своем деле».
– Я Вас обожаю! Вера Марковна, будьте моей! – выпалил Владилен. Вскочил и попытался обхватить руками, сгрести в охапку Веру Марковну, чуть наклонившуюся к нему.
Перед жаркими объятиями возник двойной блок – справа и слева.
– Можешь?
– Да! Могу!
Потом ее руки обхватили кисти захватчика и медленно опустили вниз. Стрельнула мысль: «Еще не все потеряно?» Получилось красиво, как во французском романтическом фильме, скажем, из семидесятых. Обоим на доли секунды пришла одна и та же мысль.
Вера Марковна сначала выпрямилась, а потом тихо приблизилась к нему. Лица почти соприкасались, у Владилена падала челюсть, и было слышно его участившееся дыхание.
– Если можешь, то не пытайся играть со мной. Владилен. Я – опытный партнер. И я люблю профессионалов. Я кайфую от работы, она меня имеет каждый день. Сначала докажи свой уровень днем. А потом уже пытайся делать что – то ночью. Или ночное дело днем. Понимаешь, о чем я говорю?
– Да, Вера Марковна. – У Владилена опустились плечи. Ни «влюбленный сотрудник», ни «пожалейте щенка» – ни один план не удался. Надо придумывать что – то новое. «Вера Марковна – перспективный проект», – с сожалением отметил Владилен.
– Так вот. Но шансы у тебя невелики – по всему видно. Никаких результатов, никаких сенсаций. Ничего. – Вера Марковна постепенно успокоилась.
– А теперь вытри стол от белых пятен и иди работать.
– Слушаюсь.
Накачка удалась, хотя изначально и не была таковой запланирована. Если бы не работа на дому – вместе с нянькой скучала маленькая приемная на время дочурка, Веру Марковну бы ждал горячий продолжительный душ и ранний сон сегодня.
Окна в доме на Патриарших были плотно занавешены темными гардинами с золотыми кистями, как у царских офицеров. Внутри происходили поистине царские разговоры.
– Отец, на тебя один мудак погнал сто пятьдесят деревянных ярдов. Это первый транш, тридцать процентов, как во всех госорганах.
– В какой валюте, сынок?
– Деревом, я же говорю. Не слушаешь, батя?
– И что ты предлагаешь делать? Спрятать?
– Не мне тебя учить. Ты приказал, я сделал. Отсчитаешь мне мою долю, и будем ждать развития событий.
– Твоя доля только после всего перевода.
– Не понял?
Старик встал, подошел к окну, поплотнее задернул шторы. Поправил халат – потуже затянул пояс и провел рукой по правому боку. Там ждал своего часа снятый с предохранителя бесшумный маузер.
Сегодня горничной Маше было приказано не выходить – будет важный гость. Старик вышел в кухню приготовить кофе. Мотор барахлил давно и каждую новую дозу кофеина воспринимал как подвиг. Но упрямый старик не отказывался от яда. Он знал, что в его годы нужно жить сегодняшним днем. Хотя именно это знание и сокращает, как водится, финишную прямую в разы. Любимый анекдот старика был про одного грузина, не ровесника, но тоже в почтенном возрасте. Его рассказал однажды за поздним ночным дружеским столом как быль один из «коллег» старика по воровскому цеху, цеху обанкрочивания государственных бюджетов, высохший сморщенный вор в законе. Земляк героя анекдота говорил:
– Пришел однажды геолог, или антрополог – хуй их разберешь, скотов – интеллигентов, – в грузинский аул и спросил: «Кто у вас тут самый старый?»
Его отвели на встречу к почтенному старцу – на центральную площадь. «Жди здесь, – сказали, – сейчас он прибежит». – «Да что вы, не утруждайте старого человека – я сам дойду» – «Сиди».
Через десять минут подошел не старый, в принципе, обычный, с посохом, которым почти не пользовался, дедок. Присел рядом, к колодцу, закурил. Достал из – за пазухи флягу, отпил. Крякнул. Потом отложил посох и начал отпускать ведро в колодец, скрипя железным колесом и слегка покряхтывая.
Антрополог вскочил:
– Дедушка, Вам помочь?
– Не надо. Сам справлюсь. Ты лучше мое время драгоценное время не трать, спрашивай, чего хотел.
– Так это Вы самый старый в Грузии человек?
Небольшой расспрос и односложные ответы, позже сложившиеся, что в рассказ, что в поэму, а что и в анекдот, закончился вопросом:
