задрожал.
Холодные пальцы сошлись на его горле, и вампир без видимого усилия поднял человека в воздух.
- Куда ушли твари, которые убили меня?
- Э… н-не знаю…
- Говори, ничтожество! - пальцы с железными ногтями впились в шею хозяина.
- В Равенлоу… Ривгольд сказал, что они пойдут в Равенлоу…
Секундой позже одним движением руки страшный гость разорвал схваченному горло и впился в чудовищную рану, из которой хлестал поток горячей крови, хранящей таинственную силу, так не хватающую Детям Ночи.
Утолив жажду чужого страдания, вампир направился к выходу. Он понимал, что испытание, которое назначил ему колдун, будет не из легких. И не потому, что будет так уж трудно разыскать и прикончить разбойников и их вожака. Просто Равенлоу была той самой деревенькой, в которой родился искатель приключений по имени Хейд.
3.
Равенлоу лежала в небольшой долине на восходном берегу великого Райне. Это была земля теудов, и ее райксы вот уже несколько сотен лет отбивали попытки закатных соседей-туатов наложить руку на оба берега реки.
Рядом с Равенлоу проходил важный торговый путь, а поскольку хороших дорог вольные племена, в отличии от имперских народов, не строили, то содержание постоялых дворов было делом прибыльным. Да и простые жители деревни частенько зарабатывали, служа проводниками или охранниками торговым людям. Тут часто скапливались ощутимые запасы золота, серебра и товаров, и потому райксы хорошо охраняли купеческие амбары. Ограбить Равенлоу было делом соблазнительным, но опасным. И потому только столь могущественный вожак разбойников, как Ривгольд, мог решиться на такое.
Разбойники напали ночью. Их было всего двенадцать человек против по крайней мере двадцати стражников, но Ривгольд захватил охрану врасплох. Караульные без долгих разговоров получили по нескольку стрел, а затем разбойники просто вошли в воинский дом, где спали остальные воины райкса и устроили настоящую резню. Броню и щиты никто не успел схватить. Пятеро или шестеро воинов попытались отбиться, но быстро повалились под ноги разбойникам. Прочих же зарезали полусонных, не успевших понять, в чем дело. Таким образом, в руках Ривгольда оказалось огромное богатство, которое не успели отправить райксу.
И удачливый вожак, перешагнувший пятидесятое лето, крепко задумался. Сколько легенд ходит по свету о таких, как он, безродных предводителях, сделавших себя райксами благодаря воле и мечам верных людей? И он запретил своей 'дружине' грабить дворы и насиловать женщин. Жителям же деревни, или, как их чаще всего с осознанием превосходства именовали воины и господа, вилленам, Ривгольд объявил свою волю и в обмен на послабление податей и прощение прежних долгов в частях дани для райкса потребовал служить себе. Виллены, разумеется, были не особенно довольны новым господином, но и бунтовать не собирались, так как умирать в бою с профессиональными воинами разбойной ватаги никому не хотелось, да и не за что было.
Единственное, что смущало Ривгольда - это слух о том, что где-то поблизости живет Белый Старец, ведун, к которому в случае нужды обращались все виллены, от простого общинника до старейшины. Белый Старец, по слухам, разгневался и сказал, что не намерен ничем помогать нарушителям клятвы, данной райксу, и не нарушенной с его, райксовой, стороны. Это смутило весь Равенлоу, что было совсем ни к чему перед предстоящей битвой с дружиной райкса, которая неминуемо придет отвоевывать богатую деревню.
Как грабитель и убийца, несший зло и бедным, и богатым, Ривгольд особенно не задумывался о богах и нечистой силе. Во всех ситуациях, в которые его ставила жизнь, вожак разбойников полагался на меч и свое боевое искусство. А поскольку кар или неудач, которые следовало бы признать божественным наказанием или местью душ убитых им, не следовало за преступлениями, Ривгольд не собирался бояться и этого Белого Старца. Наверняка, как и всякий другой ведун-знахарь, он начнет каким-нибудь козлиным голоском порицать творящих 'непотребное'…Посмотрим, что он скажет, если ему под бороду сунуть меч! Так, конечно, чтобы об этом не узнали в деревне, ведь этим остолопам не нравится, когда оскорбляют их суеверия.
Пять из двенадцати разбойников отправились к хижине старца, ведомые запуганным вилленом. Они собирались вернуться или еще до заката, или рано утром, если 'убеждение' старика затянется, а в хижине можно будет заночевать.
Хейд быстро пересек очередное болото и снова очутился под сенью лесных деревьев. Конечно, он мог бы легко настигнуть разбойников и три, и шесть дней назад, но ему следовало разобраться и привыкнуть к своим новым способностям, чтобы выложить их в предстоящем бою полностью. И он учился пользоваться силами, которые открыла ему смерть…
Чтобы перемещаться среди людей, не вызывая подозрений, особенно днем, Хейд решил разыскать что-нибудь вроде плаща с капюшоном, как у оживившего его Ангорда. С этой мыслью он забрел в город райкса, которому принадлежала покинутая вампиром деревня. На одной из улиц он заметил то, что ему требовалось, и бросился на позднего прохожего со спины. Ни впиваться в горло, ни бить мечом Хейд не стал, чтобы не испортить кровью плащ. Он просто свернул своей 'добыче' шею и забрал нужное ему вместе с довольно увесистым кошельком. Теперь Хейда могли принять за простого странника, бредущего по своим нуждам через Страны Заката. Под плащом скрылся и меч, что еще более облегчило маскировку.
Хейд старательно прислушивался к своим внутренним ощущениям, пытаясь определить, что же особенного изменилось в нем. Но ничего необычного, никакой демонической ярости или стремления убивать он не испытывал. Может быть, он просто еще больше стал презирать окружающих за то, что у них не было ни его способностей, ни его знаний, но - и только. Правда, веселье, переполнявшее его, когда Хейд раньше бродил по дорогам и городам, уступило место твердому и холодному рассудку, но было ли это следствием новой сущности или просто пережитых приключений - он сказать не мог. Теперь к нему возвращались воспоминания, которые он никак не мог отогнать…
Хейд вспоминал мать и отца, свою семью, свой дом. Вспоминал светлые и веселые праздники в честь Светлых Богов, сбора урожая, прихода Весны-красавицы. Перед глазами стояло лицо Вельги, и ему отчаянно хотелось увидеть ее еще раз.
Прошлое притягивало его, наполняя пусть не болью, но каким-то далеким ее отголоском. Особенно тяжело было вспоминать, как он, особенно в детстве, радовался Летнему Солнцестоянию. В этот день и в Арьяварте, и в Землях Заката, и в Альбионе, и на далеких, ледяных просторах Полночи - во всех землях, населенных буйным и неунывающим потомством некогда пришедших сюда с гибнущей прародины людей с белой кожей и русыми волосами, Человек и Природа вместе радовались возрождению Солнца, возвращению дающей Жизнь силы. Для варвара-язычника, еще не ведающего чьей-то власти над собою, кроме власти Правды, почитание Света было столь же естественным, как стремление цветка к Солнцу. Не зная страха перед силами Смерти и Разрушения, он в то же время не почитал их с такой сыновней любовью, как истинных Светлых Богов - силы Природы и своих Предков. И эта светлая любовь объединяла людей всех племен, ибо каждый из них почитал Жизнь, называя ее воплощения по-своему. Древняя религия Света не знала человеческих жертвоприношений до возникновения единоличной власти, когда Боги стали восприниматься уже не родителями, а господами…
В Равенлоу девушки одевались в белые одежды и водили на поляне хороводы, повторяя путь Солнца-Вельтура по небосводу. Старый ведун обращался к Небу, к Солнцу, к Лесу и другим могучим соседям Человека, скрепляя древним ритуалом узы между Единым и его составляющими. Девушки пели песни о
