был влюбиться Саша.
Когда стали собирать волейбольную команду, Саша спросил У Нади:
— Играешь в волейбол?
— Играю, но не хочу, — ответила она и уселась с книгой на скамейку.
Вслед за Сашей к Наде подошел Гришка, потом Алик с Борисом. Всем почему-то очень хотелось, чтобы она сыграла партию в волейбол. Аня Горчакова прямо заявила мальчишкам:
— Все ясно! Втрескались!
— И ничуть не втрескались, — ответил Гришка. — Она нам даже не понравилась. Правда, ребята? Какая-то усатая.
Ура! Не понравилась! И я тут же простила Наде ее красоту.
— Эх, вы! — сказала я мальчишкам. — Ничего не понимаете! Вы приглядитесь, какая она красивая! Она прямо как персидская княжна!
Гришка тут же заорал:
— «Мощным взмахом поднимает он кр-р-расавицу-княж-ну!» — не подачи запулил мяч в аут, в заросли крапивы.
— Автора! — закричали болельщики, требуя, чтобы Гришка сам бежал в крапиву за мячом.
Я дождалась конца игры — болела за Сашину команду, — и пошла в Дровнино пить молоко.
Ствол березы подо мной чуть покачивался, и я представляла себе, будто я на корабле пересекаю штормовое море. А в душе звенела тоненькая струнка: Надя — усатая, а я похорошела! Я слезла с березы и побежала в лагерь.
А в лагере я сразу узнала новость: приехали на грузовике пионеры из соседнего лагеря и предложили устроить соревнование по футболу. Наша команда к ним недавно ездила и выиграла. Вот они и нагрянули в надежде отыграться. Но не выйдет! Не такой у нас капитан, чтобы позволил команде продуться! И футбольное поле у нас лучше, и вратарь не чета ихнему, но главное — капитан!
Наши побежали переодеваться, а гости уже тренировались на поле. Девочки собрались возле клумбы и решали: кто преподнесет цветы команде победителей. Я с ходу предложила:
— Давайте я преподнесу!
Девочки повернулись ко мне и оглядели с головы до ног. Они ничего не сказали, но у меня вдруг словно оборвалась в душе тоненькая струнка. Что со мной?..
— Это я так просто, — сказала я. — Я не хочу.
— Может быть, Нинка? — предложил кто-то из девочек.
— Да ну, у Нинки ноги толстые…
Я отошла и села на скамейку рядом с Надей. Она читала, как обычно. Мельком взглянула на меня и снова уткнулась в книгу.
— Что ты читаешь? — спросила я.
— «Отец Горио» Бальзака.
— Интересно?
— Ерунда! — коротко ответила Надя.
Наша команда в белых футбольных трусах и синих майках неторопливым бегом направилась по дорожке мимо нас, к полю. Впереди — Саша.
— Саша! — окликнула Ксана. — На минуточку…
Саша подошел, а команда, не замедляя своего торжественного бега, проследовала дальше.
— Саш! Вот ты сам реши: кому из девчонок букет преподносить?
— А я откуда знаю? — грубовато ответил Саша.
Хоть бы он меня назвал! Вот он сейчас увидит меня — и назовет. Ведь мы столько времени сидим с ним за одним столом…
— Вот пусть Надя, — сказал он и подошел к нашей скамейке.
— И не подумаю, — ответила Надя, на секунду подняв голову от книги.
— Почему?
— Потому что футбол — игра для дураков!
— Ну и воображала! — возмутились девочки. — «Игра для дураков»! Сама дура!
— Почему для дураков? — спросил Саша.
Надя закрыла книгу и положила ногу на ногу. Она была очень самоуверенная. Но красивая, ничего не скажешь.
— Хоть поболеть придешь за нас? — спросил Скворцов.
— Нет! — презрительно бросила она.
«…Он ушел спокойный и суровый, головою гордой не поник…» Он даже не взглянул на меня. А зачем ему на меня смотреть? В столовой насмотрелся.
Я улыбалась. Уголки моих губ норовили опуститься, но я усилием воли приподнимала их. Про такую улыбку, наверно, говорят: «дрожащая». Мне стало все равно — выиграет наша команда или проиграет. Я встала, потянулась и гуляющим шагом направилась к просеке, которая вела в деревню. Когда деревья скрыли меня, я побежала.
…Снова, как и полчаса назад, сидела я на березе, в развилке между двумя ветками. Но куда оно девалось — чувство легкости, свободы, счастливой бездумности? Комок стоял в груди, и было мучительно вспомнить, что Саша даже не посмотрел на меня.
Но ведь никто ничего не заметил! Ну и что из того? Я-то знаю. Я теперь все поняла. Тетя Нина сказала, что я похорошела, из жалости! Ничего я не похорошела!
Я откинулась на ветках и стала смотреть в небо. Облака уплыли — белые, далекие бриги. Звенели и кусались комары.
— Извините, пожалуйста…
Я вздрогнула и обернулась. Наверху, у спуска в овраг, стоял мужчина с двумя авоськами в одной руке. Свободной рукой он отмахивался от комаров и вытирал платком по-городскому бледное лицо.
— Как мне до деревни Дровнино добраться?
— Через овраг, а потом через поле, — ответила я.
— Далеко?
— Нет, минут пять.
— Ох, слава богу! — сказал он. — От самого Михайловского иду, от автобуса. Да еще крюк сделал: жена неправильно объяснила. Значит, говорите, прямо через поле? Ну, спасибо, девушка!
Он пересек овраг и, отдуваясь, скрылся за деревьями. А я с изумлением смотрела ему вслед. Он сказал: «девушка»!
И вдруг комок в груди растаял и вместе с облегчением пришло удивительное чувство: как будто вот сейчас, в эту минуту, втайне от всех я меняюсь — платье меняется, волосы, фигура, лицо.
— Я — девушка?
ЛЕСНАЯ ФЕЯ
Не нравилось мне в этом году в пионерском лагере. А ведь как я рвалась сюда, считала дни до отъезда. Я в этом лагере уже несколько лет подряд проводила школьные каникулы, и всегда мне очень нравилось: прогулки в лес за ягодами, выпуск стенгазеты. Во время еды, чтобы мы не шумели, наша воспитательница Лариса Борисовна читала нам вслух Луи Бусенара «Капитан Сорви-голова». В мертвый час мы рассказывали друг другу страшные истории. Ну и еще мы, конечно, готовили концерт самодеятельности к родительскому дню. Я обычно выступала в хоре. И все шло тихо, спокойно.
А в этом году у нас стал работать пионервожатый Шора, который сразу же организовал волейбольную команду, кружок стрелков из лука и объявил, что скоро у нас начнется военная игра и к этой игре все
