– Как же, как же, уважаемый председатель. Слухи о приближении карательного отряда подтверждаются… Говорят, снаряжен целый флот… Наполеон…
Начальник канцелярии замолчал и едва успел поддержать катастрофически ослабевшего Фурье.
– Наполеон… Карательный отряд… Позовите скорее начальника войск… Что делать?… Что делать?!..
– Но ведь не можем же мы отдать молодое тело нашей республики этому насильнику, этому старому негодяю Наполеону…
– Уважаемый председатель, а я еще раз повторяю: силы наши не настолько значительны, чтобы серьезно противостоять карательному отряду.
– Ах так! Какой же вы после этого начальник войск Вольной Австралийской Республики?… А?!. Или это, может быть, я начальник войск, а вы председатель Временного правительства?… Может быть, это я – начальник войск?!.
– О, несомненно, уважаемый председатель, начальник войск – я. У меня солидное военное образование, а вы в военном деле знаете столько же, сколько я в…
– …сколько вы в моей замечательной системе. И вообще, не будем спорить о наших способностях! Каждый из нас ценен по-своему, мы одинаково ценны – недаром оба мы причислены к третьей категории.
– Вот, вот, именно, к третьей категории! А почему, осмелюсь спросить, уважаемый председатель, я получаю меньше, чем те, которых я должен защищать от Наполеона?…
– Сейчас не время об этом говорить! Ведь, принимая почетные обязанности начальника войск, вы прекрасно знали, как строится Австралийская Вольная Республика.
– Я знал! Да, я знал!.. Должен же был я иметь кусок хлеба величиной хотя бы в три двенадцатых! Но теперь… Теперь, когда мы стоим перед лицом опасности, я заявляю: или мне будет повышена категория, или ни один мой солдат, ни конный, ни пеший, пальца не поднимет… Побеждать – тоже значит трудиться! Xa-xa!
Лицо Фурье позеленело.
– Это ваше окончательное слово?
– О, да!
– И вы настаиваете?
– Да, да!
Пауза. Фурье заметно синеет. Тишина.
– Послушайте… вы… Я… согласен… вообще… только не надо медлить… Против совести иду, верьте…
12
Наполеон недоумевал… Где же повстанцы?
Медленно двигаются по австралийским пескам наполеоновские солдаты… Однообразно колышутся ряды… Ноги солдат глубоко уходят в песок. Песок хрустит под ногами, и Наполеон вспоминает другой поход, такой же хруст под ногами гвардейцев, только там был снег, был холод, был позор, была Березина, был побежденный во главе побежденных – он сам, Наполеон Бонапарт, а позади, припадая на отмороженные ноги, кашляя кроваво, потеряв строй, шла, ползла, лежала – гвардия…
Наполеон ерзает в седле.
Медленно двигаются по австралийским пескам наполеоновские солдаты…
Аделаида.
На белых стенах домов, на низких каменных заборах – прокламации и объявления Временного правительства.
Наполеон останавливает лошадь, читает и облизывает сухие губы.
Население встречает карательный отряд равнодушно…
Скука… Воевать не с кем…
Авось, в Сиднее…
Близ Сиднея повстречались наконец повстанцы с Наполеоном.
Но… Наполеону не удалось таки повоевать как следует. Несколько залпов, несколько раненых – вот и все. Повстанцы выбросили белый флаг. Наполеон выругался и въехал в побежденный город.
Первым приказом Наполеона Фурье и несколько его приверженцев эскортированы были на императорский корабль под строгую охрану. Этим репрессии и ограничились.
Наполеон старел…
13
…Ватерлоо. Кустарная бойня – рядом с Верденом и Ипром. Удивленные канониры и первый разговор с Даву. Деревянный Екатеринбург. «Полу-рояль» с клопами и плохими обедами. Пыль уральская, колючая. Площадь с прицепившимся на краю приземистым Ипатьевским особняком. «Мы, Николай Вторый» – нацарапанный на дверном косяке последний романовский росчерк. Палатка. Треуголка. Приветствие гвардейцев по утрам около Пале-Рояля. Добродушный Ней. Наташа… Крестины дедушки. Безумный шепоток, безумные глаза Александра. Пестель… Муравьев… Пушкин… Бейте в площади бунтов топот. Выше гордых голов гряда… дальше – стерто… Потопы… миры… города…
Тр-р-р-р-р-р-ра-дзин-н!..
Пико, услыхав нетерпеливый звонок, прихрамывая, поспешил в кабинет князя.
– Вы меня зва… ах!
– Что с тобой, дружище?
– Князь в таком странном костюме…
– Разве плохо?
– Нет, но… Подобает ли вашей светлости… этот санкюлотский костюм… Ах, я понял, понял… Сегодня маскарад, и князь…
– Ты не угадал, Пико, маскарад сегодня кончился… Я ухожу.
– Если кто-нибудь будет спрашивать?
– Скажи – князь Ватерлоо умер…
– Изволите шутить… хе-хе…
– Прощай!
Пико, недоумевающе качая головой, собрал разбросанные по комнате части парадного костюма, стряхнул пыль с воротника и бережно повесил в шкаф.
– Умер!.. Князь Ватерлоо умер!.. Хе-хе!..
14
Маршал Даву чувствовал себя прескверно.
То ли к перемене погоды или просто по привычке разболелась старая рана, усиливая горечь обиды на императора.
Оставил его одного в этом дрянном, душном городе. Последняя надежда, самая сокровенная за эти годы, – умереть, как подобает солдату, на поле битвы, надежда, показавшаяся на миг наконец осуществимой, исчезла… Он оставлен в тылу, в глубоком тылу, где даже не слышна далекая пушечная канонада. В отставку уволил император маршала. И еще больнее ныла старая рана, упрямо напоминая прошлое.
Пять часов! Уже давно пора быть на заседании Военно-Промышленного Совета, которое некстати вдруг назначил князь Ватерлоо… Вот одним днем, скучным и спокойным, меньше, а завтра опять кабинетная работа, бумаги, дела…
Нет, нет, сегодня – никуда.
Надоело слушать утомительные доклады, в которых так трудно разобраться, а главное – хочется отдохнуть и побыть наедине со своими невеселыми мыслями. В отставку уволил император маршала.
Время тихо, на цыпочках, проходит по кабинету. И вдруг – тревожное звяканье шпор и без доклада вбежал дежурный офицер.
– Поручик!
– Восстание!..
– Что? Что!..
