Вместо чая и орехов, которые в изобилии продавались на Масленицу, торговцы теперь предлагали апельсины и мороженое. Этих сластей было множество. Коль рассказывал: «Когда видишь горы апельсинов в людных местах на Пасху, начинает казаться, что этот отрадный фрукт, должно быть, растет в России на березах и соснах». Во время подготовки к Пасхе первые суда с апельсинами ждали в прибалтийских портах, когда тронется лед. Апельсины доставляли даже в Харьков, где продавцы укладывали их грудами в огромные пирамиды и разносили, держа подносы на головах и выкрикивая нечто несуразное: «Апельсины, лимоны, настоящие санкт-петербургские фрукты!» Коль продолжал: «По всей России, почти до самых отдаленных границ Сибири, во всех местах, где на Пасху сооружались качели, все было буквально наводнено апельсинами и лимонами».
Наряду с горами апельсинов, на Пасху, впервые в году, на улицах начинали торговать мороженым, и его можно было купить во всех людных местах. Коль писал: «Этот обычай, который нам, иностранцам, кажется странным, был порожден дешевизной мороженого и сладких соков в России. В пасхальное воскресенье вы вдруг заметите на улицах огромное число молодых парней, напоминающих ярких мотыльков, вырвавшихся наружу из неприглядных куколок… Те же юноши, что всего несколько дней назад продавали во время поста горячие сухие лепешки, теперь появляются в тонких цветастых красных блузах, которые носят навыпуск поверх черных бархатных шаровар. Как орденская лента, перекинута через их плечо и завязана у левого бедра большая белая салфетка с длинной красной бахромой, трепещущей на ветру. В таком наряде их можно увидеть, начиная со дня Пасхи, в Петербурге, Москве, Одессе и во многих других русских городах… Они разносят мороженое в двух жестяных банках, вставленных в деревянный бочонок, наполненный льдом, чтобы мороженое не таяло даже под солнечными лучами. Торговцы привлекают покупателей целым потоком веселых прибауток и шуток: «Мороженое! Мороженое! Свежайшее и самое холодное, шоколадное, ванильное, кофейное и розовое! Самое лучшее — цветочное! Кто отведает мое замечательное мороженое? Цветочное? Да! Подходи, дорогуша, не хочешь ли ты отведать макового? Оно тебе понравится больше, чем поцелуй возлюбленного»».
Всю праздничную неделю жители России играли с крашеными яйцами. Дети катали их по полу на расстеленной скатерти. Они устраивали яичные бои. Крепко держа яйцо в руке, почти полностью зажав его в кулаке, соревнующиеся ударяли макушкой одного яйца по другому, чтобы выяснить, чья скорлупа крепче. Существовал обычай делать подарки знакомым. Коль писал: «Кондитерские магазины в эти дни выглядели великолепно, и их владельцы прибегали к всевозможным ухищрениям, чтобы завлечь посетителей. Вы найдете там все, что можно сделать из сахара — разные предметы домашнего обихода, целые церкви, великолепные торты, похожие на китайские пагоды, картинки из сахара, распятия в красивых коробочках».
В течение пасхальной недели царские врата иконостасов всех церквей, обычно открываемые лишь в определенные моменты службы, держали распахнутыми постоянно в знак того, что Иисус Христос навсегда открыл верующим врата Небесного Царствия. Особо набожные прихожане продолжали ходить в церковь каждое утро перед тем, как отправиться на праздник. И наконец в воскресенье, следующее за Пасхой, проводилась специальная служба, на которой священник раздавал ритуальный хлеб, окрашенный снаружи в красный цвет с надписью золотыми буквами: «Христос воскресе».
У Пасхи было странное завершение. Вечерняя служба в понедельник после пасхальной недели и литургия в первый вторник проходили в день всеобщего поминовения, который назывался
22. МОСКОВСКИЕ «КОРОЛИ»
МОСКВА, КАК МНОГО В ЭТОМ ЗВУКЕ
ДЛЯ СЕРДЦА РУССКОГО СЛИЛОСЬ.
Я ВЫЙДУ ЗА НЕГО, СОГЛАСНА — ТОЛЬКО ПОЕДЕМ В МОСКВУ.
УМОЛЯЮ ТЕБЯ, ПОЕДЕМ! ЛУЧШЕ МОСКВЫ НЕТ НИЧЕГО НА СВЕТЕ!
В последние десятилетия девятнадцатого столетия Москва, которую столь долгие годы затмевала блестящая северная столица, вновь стала играть видную роль в жизни страны. С 1861 года в России быстрыми темпами развивалась промышленность. Москва сделалась средоточием стремительно растущих торговых связей с партнерами внутри страны и за рубежом. Это был самый крупный индустриальный центр России; одних только фабрик, на которых ткали шелка в самой Москве и ее окрестностях, насчитывалось до двухсот. В 1870–1912 годах численность населения страны удвоилась, что существенно усложнило жизнь городов, так как люди стекались сюда в поисках заработка. Население Москвы выросло с 602 000 жителей в 1873 году до 1 617 000 человек в 1912 году.
В связи с развитием промышленности на сцену вышел новый класс состоятельных коммерсантов и промышленников, которые начали щедро поддерживать искусство. В конце девятнадцатого столетия, в то время, когда русские художники всех направлений все больше обращались к национальной тематике, часто случалось, что Москва быстрее, чем Санкт-Петербург, обнаруживала и признавала эти новые проявления талантов: музыку Модеста Мусоргского и Петра Чайковского, пение Федора Шаляпина, живопись Михаила Врубеля. Началось оживленное соперничество между двумя великими городами, различавшимися столь же резко стилем, как и внешним обликом.
В автобиографии «Моя жизнь в искусстве» Константин Станиславский писал: «Новая столица привыкла считать Москву провинциальным городом, а себя — одним из культурных центров Европы. Все московское расценивалось Петербургом как неудача и наоборот… Москвичи проявляли мало любви к бюрократам Петербурга с их формализмом и холодной претенциозностью. Они не испытывали никакой любви к самому городу, с его туманами, его короткими и мрачными днями, его длинными белыми летними ночами. Москва гордилась своими сухими морозами, ярким сверканием белого снега под лучами зимнего солнца, своим жарким сухим летом».
Панорама Москвы представляла разительный контраст с облицованными гранитом дворцами неоклассического стиля, строгими прямыми проспектами и туманными каналами Санкт-Петербурга. Возникшая на берегах реки, причудливо вьющейся по центру города, Москва расходится концентрическими кругами от Кремля, и пять ее основных районов были отделены друг от друга валами или бульварами. Подобно разросшейся деревне, город раскинулся на семи холмах, заняв площадь более семидесяти квадратных километров. Своими размерами Москва превосходила все европейские города, за исключением Лондона. Сады и пруды занимали десятую часть города, придавая ему во многих местах сельский вид. Широкие бульвары контрастировали с кривыми улочками и узкими переулками, которые ломались зигзагами и неожиданно упирались в тупик. Деревянные дома, раскрашенные во все цвета радуги, от жемчужно- фиолетового до бледно-желтого, стояли бок о бок с домами из камня и кирпича. Над городом возвышались колокольни и шпили более пятисот церквей и двадцати пяти монастырей, мужских и женских. В лучах солнечного света позолоченные и многоцветные купола преображались и расцветали, как пестрые гвоздики, тюльпаны и георгины, а их золотые кресты сияли подобно языкам пламени на фоне неба. «Кто не бродил по улицам Москвы, — писал Виктор Тиссо в 1893 году, — тот никогда не сможет понять Россию. Там Европа сталкивается лицом к лицу с Азией — все находится в контрасте».
В знаменитом путеводителе Бедекера издания 1914 года описывалось необыкновенно оживленное движение на улицах. «Здесь преобладает так называемое немецкое платье, но рядом с ним мы увидим
