символов Санкт-Петербурга.
На левом берегу Невы в 1710 году Трезини начал возводить Летний дворец Петра, а в следующем году — Зимний. Он построил для Царя два Зимних дворца, один деревянный, второй — каменный.
По словам одного из современников, Петр «предпочитал тратить деньги на флот и армию, а не на роскошные здания, и всегда бывал доволен своим небогатым жилищем, если из его окон был виден его флот.» Он несомненно был единственным европейским монархом, приказавшим построить царскую резиденцию неподалеку от судоверфи, и его Зимний дворец возвели поблизости от Адмиралтейства, где Петр нередко обедал, всегда требуя подать себе обычную пищу военных моряков — копченую говядину и пиво, и трапеза его продолжалась до звуков свистка и барабанного боя, доносившихся с центральной башни.
Вместо скромного Зимнего дворца Петра в последующие царствования было возведено более роскошное здание, а его Летний дворец существует и поныне. Это непритязательное двухэтажное строение, созданное по образцу «дома для именитых», утвержденному Царем, похоже скорее на жилище зажиточного бюргера, чем на царский дворец. Многие его черты ярко отражают пристрастия владельца. Поставленное в дальнем уголке Летнего сада, в том месте, где Фонтанка вытекает из Невы, с двух сторон окруженное реками, а с третьей — гаванцем для царского ботика, здание как бы вырастало из воды. Все четырнадцать дворцовых комнат с широкими окнами со свинцовыми переплетами и мелкой расстекловкой, доступны ветру и солнцу, и отовсюду видна водная гладь. В светлых помещениях ощущается привкус соленого морского воздуха — это особый мир, совершенно не похожий на московский с его сводчатыми потолками и слепыми слюдяными оконцами старых хором, которые Петр невзлюбил с детства.
Петру всегда нравилось окружать Екатерину роскошью, даже если она и не просила об этом. В ее комнаты на верхнем этаже Летнего дворца Царь заказал обои из китайского шелка, затканного золотом и серебром, и велел настелить наборные паркеты и поставить мебель, инкрустированную слоновой костью и перламутром. Для Императрицы были приобретены фламандские и немецкие шпалеры, в венецианских и английских зеркалах отражалась красота ее новых нарядов. В тронной Екатерины позолоченный трон увенчан двуглавым орлом и короной, а в Зеленой гостиной на потолке помещена живописная композиция «Триумф Екатерины».
На первом этаже, который занимал Петр, все сделано иначе. Его большие и светлые комнаты совершенно просты и скромно убраны, блестящие половицы натурального дерева не покрыты коврами. Потолки не очень высоки. Как ни странно, но при своем огромном росте Петр не любил высоких помещений. Когда ему случалось жить в таких апартаментах, он приказывал натягивать под потолком парусину. На стенах — панели темного дерева, большей частью, говорят, изготовленные самим хозяином, и аккуратные сине-белые расписные голландские изразцы. Любимой комнатой Петра была Токарная. Здесь, на огромной печи, облицованной изразцами, смело плывут нарисованные суда под парусами, и среди них первый русский 60-пушечный корабль, построенный по чертежам самого Царя. В этой мастерской висят компасы и, радость и гордость Петра, — Ветровой прибор, выполненный по его заказу знаменитым мастером Динглингером в Дрездене. Он показывает время, направление, скорость и силу ветра и соединяется тросами с флюгером, находящимся на крыше дворца. В Токарной и соседней с ней Приемной нет и намека на то, что их хозяин — российский Государь, никаких гербов и знаков власти, лишь несколько стульев, простой русский дубовый стол, массивный резной голландский шкаф темного дерева и большое «адмиралтейское кресло», в котором любил сидеть Петр. Обитое золотистым бархатом, оно и строгое, и в то же время внушающее благоговение — подлокотники оригинальной формы в виде кистей рук, а ножки заканчиваются шарами в орлиных когтях. Все комнаты, которые занимал Петр, отражают характер хозяина; они не содержат ничего лишнего, спланированы рационально и, как это ни странно, даже сегодня выглядят очень современными.
Среди французов, приглашенных на службу в Петербург, был талантливый архитектор и мастер садово-парковой архитектуры Жан-Батист Александр Леблон, учившийся у великого Ленотра, который проектировал сады Версаля. Коммерции советник Иоганн Лефорт, племянник сподвижника Петра генерала Ф. Лефорта, сумел подписать с ним контракт во время одной из поездок за талантами в Париж. Петр встретился с Леблоном в Германии и пришел в совершенный восторг от архитектора. Он с энтузиазмом писал Меншикову: «Доносителя сего господина Леблона примите приятно и по его контракту всем довольствуйте, ибо сей мастер из лучших и прямою диковинкою есть, как я в короткое время мог его рассмотреть.» Леблону предстояло стать главным архитектором Санкт-Петербурга, и единственным условием, поставленным французскому мастеру в обмен на полную свободу творчества, было обязательство, ничего не утаивая, передавать свои знания и опыт ученикам. Он прибыл в Санкт-Петербург в 1716 году с женой и шестилетним сыном и подлинным «великим посольством» французских талантов. Это были рисовальщики и скульпторы, механики и помощники архитектора, и к тому же, целый сонм ремесленников — оружейники, резчики по дереву, шорники, словолитчик, красильщики шелковых и шерстяных тканей, каменщики и артель из девяти рабочих гобеленовой мануфактуры, которым предстояло создать многочисленные мастерские и мануфактуры в России.
Среди разнообразнейших интересов и дел Петр каким-то чудом нашел время заняться и садами. Монарх, заботившийся всегда прежде всего о практичных вещах, приказал рассадить лекарственные травы в «Аптекарском огороде» на одном из островов, который в связи с этим позднее получил название Аптекарского. Но еще в 1704 году Петр отдал распоряжение об устройстве Летнего сада «доступного для всех» и «лучшего, чем в Версале у французского короля.»
Разумеется, Царь и сам с энтузиазмом занялся планировкой садов. Он выписал книги из Голландии, в том числе книги
Первыми планировкой садов занимались русские архитекторы Иван Матвеев и Михаил Земцов; внести свою лепту в украшение Летнего сада было поручено и Леблону сразу после его прибытия в Петербург. Леблон заказывал деревья во всех концах России: «липы, вязы, дубы и фруктовые деревья из Москвы и Киева, кипарисы и ели — с юга». Французский архитектор получал розы из отдаленных уголков страны, а также сладкие груши, таволгу и лилии. Под руководством Леблона была построена оранжерея для лимонных, апельсиновых, лавровых и гвоздичных деревьев и вольеры в виде пагод, в которых щебетали редкие птицы. В царском зверинце появились голубая мартышка, дикобраз и соболя.
Леблон руководствовался принципом: «фонтаны и водные затеи составляют душу сада и являются его главным украшением; это оживляет и бодрит… придает новую жизнь и дух», поэтому он задумал гроты из дикого камня, каскады и водные пирамиды. Добродушные каменные чудовища украшали чаши фонтанов и пруды, в которых плавали диковинные рыбы. Архитектор использовал свои обширные познания и инженерное искусство для строительства водоводов и акведуков. Чтобы подвести воду к фонтанам, на берегу протоки-ерика, по этому случаю расширенной и углубленной, была поставлена водовзводная башня, и ерик стал называться Фонтанкой. Для осушения территории сада прорыли Лебяжий канал, а маленькую речку по имени Мойка (от русского слова мыть), в которой горожане полоскали белье, расширив ее и углубив, соединили с Фонтанкой. И так сад, раскинувшийся на двенадцати гектарах, был заключен в сверкающую водную раму.
Царь поручил Леблону заняться планировкой улиц в городе. Французский архитектор спроектировал два главных проспекта, лучами отходящих от Адмиралтейства: Невский, длиной в четыре с половиной километра, и Вознесенский. Дома на Невском строили только из камня; здесь работали пленные шведы, которые должны были каждую субботу заниматься и уборкой проспекта. Леблон задумал воплотить в жизнь
