— Скажите пожалуйста, как Вы оцениваете создавшуюся на сегодняшний день обстановку в четвертом круге?
— Вас интересует то, как я отношусь к фракции, в чьих рядах подвизается выступающий в прениях?
Дама, не дожидаясь Ахенэева, привычно перехватила инициативу.
— Мое объективное мнение: сегодняшний оратор не сумеет заслужить уважение масс. Почему? В первую очередь, подобными фиглярскими выходками он обнаружил явный сдвиг в мышлении… Попрание святых истин!
— Что же это за истины? — Проявил дремучее невежество Владимир Иванович.
— Ну, знаете ли, молодой человек!.. Азбука философии: сознание — первично, а материя — вторична. Это — ясно, как день! И подобная аксиома никогда не теряла своей актуальности. Нигде! Ни при какой власти… А нынешний лектор низложил духовные каноны. Выдвинул концепцию бутерброда. Приобрел дешевую популярность тем, что на примере какого-то деда пообещал возродить в Мафии экономику. Кстати, убеждена, что дед — фикция, подставное лицо, а выступление оратора — политический фарс!
Ахенэев старательно строчил в записной книжке.
— Что же Вы предлагаете?
— Мое кредо, надеюсь, известно многим. Только высокая, чистая культура, вот что приведет к общему благоденствию. — Женщина, для пущей убедительности, придвинулась к «корреспонденту», перешла на шепот.
— Вы обратили внимание, как жадно горели глаза этого, пусть и фиктивного, старика? Эти глаза жаждали духовной пищи! К высотам культуры были направлены помыслы! А ему — бутерброд… Так и развращаются массы…
Владимиру Ивановичу припомнился Экс-Наитемнейший, который сейчас, наверняка, за обе щеки наворачивает за дядькиным столом «вторичную материю», наверстывая упущенное…
— Простите за нескромность. А как бы Вы поступили на месте оратора? Что предложили старику взамен, отбросив домысел о фикции? Давайте пофантазируем!
Дама на мгновение задумалась, подозрительно взглянула на представителя «Прейзподнеш пресс», — не провоцирует ли корреспондент?
Но глаза Ахенэева были безоблачно чисты. Рука, державшая «Паркер», не дрожала.
— Как бы поступила я? Пожалуй, предложила оппоненту не спекулировать телесами, а соответственно облачиться…
— Ну, это для джина пара пустяков, — усмехнувшись, подумал Владимир Иванович и, осмелев, произнес, — а затем?
Дама, перебирая варианты, молчала.
— Знаете, молодой человек, — начала она безучастно, — у меня очень большая жизненная практика. Думаю, что сумела бы помочь преодолеть старику возникшие затруднения.
Ответ оказался на редкость скользким.
— В огороде бузина, в Киеве дядька! — Обескуражено подытожил Ахенэев. Но, в силу еще каких-то земных издержек воспитания, он постеснялся в открытую резануть правду-матку, поставить точки над i.
Зато незаменимый Яков и здесь продемонстрировал Боссу класс репортерской профессиональной сноровки.
— Позвольте, мадам! Но сказанное вами, мягко выражаясь, слишком расплывчато…
Дама мгновенно хлестанула по черту сконцентрированным в пучок лазерным пучком, вероятнее всего, скопившейся внутренней энергией. И, окажись на месте Якова простой смертный, — кремирования не миновать.
— Это кто? — Наэлектролизованным голосом спросила она у Владимира Ивановича. Но отвечать ему не пришлось.
Яков, с коротким поклоном, предъявил схожую с удостоверением Ахенэева, корочку.
— Однако! — Покачала головой интервьюированная грешница и с миролюбивой интонацией продолжила. — А я, оказывается, становлюсь популярной. Ну что же, в таком случае, начнем с аналогов…
Опираясь на свой опыт, я имею в виду Земной, могу со всей ответственностью сказать, что человек подобного телосложения или поэт-неудачник, или разочаровавшийся прозаик. Возможно, потенциальный. Прошу еще раз простить за Земные параллели… Так вот. Первое, что я бы предприняла, это в тесном кругу, а не на трибуне, попыталась выяснить, чем дышит этот болезный? Что пишет?… Все литераторы, идущие по нами проторенному пути, не страдают недоеданием. За исключением ракушников…
Выяснив стиль, фабулу произведений автора, я, несомненно бы, подбодрила, подсказала, как действовать дальше. А убедившись, что понята правильно, и очередной роман, повесть или подборка стихов будут исполнены в заданном плане, а автор не переметнется в стан мыслящих нестандартно, помогла бы устроить его личную жизнь.
— Чем Вы руководствуетесь при разграничении на стандартно и нестандартно мыслящих? — Яков поймал себя на желании устроить разнос этой обтекаеморечивой даме.
— Долговязые и костлявые литераторы не могут являться инакомыслящими, — предвзято отреагировала женщина, — хотя бы потому, что отдают все душевные, да и физические силы на проталкивание собственных произведений в редакции многочисленных изданий. Непризнанные, недоедающие, они дерзают, но на компромисс с совестью не идут. Это не я говорю — статистика.
Дама оттаяла, расчувствованно приложила ладони к вискам.
— Помню, приходит ко мне на прием один автор. Тоже худой, затравленный. Спрашивает, почему его роману не дают ходу? А о каком ходе может идти речь, если автор описывает собственные невзгоды: денежные затруднения, неурядицы с жильем, да и продуктовую проблему затронул…
Чувствуете, какой подарок для ТЕХ!.. Прочтут подобную, извращающую наши устои книгу и раструбят на весь мир!..
Пришлось прервать прием остальных, вплотную заняться с этим автором. Побеседовала я с ним, доходчиво пояснила, как перекроить рукопись: изменить место действия, выгодно осветить материальную сторону, да и сам сюжетик переиначить. И что же? Понял меня автор. Понял, и, спустя каких-то полгода держал в руках первый экземпляр вышедшей большим тиражом книги.
Вот это наглядный пример патриота. Голодал, но не изменил идеалу, а сделал соответствующие выводы. Перековался.
Ахенэев, досконально знавший из первых уст всю подноготную этой истории, огорошено молчал. Не нашелся что ответить. Вопросы, коих за время беседы дамы с Яковом накопилось множество — вылетели из головы.
Но черт и здесь не подкачал. С бесовской скоростью наколдовал диктофон и подступил к даме.
— В чем заключается Ваша задача в Мафии? Что проповедуете?
— Я — атеистка и проповедей — не читаю! — Резко отрезала она. — А основная наша, а не моя, задача — борьба с чуждыми веяниями. И систематическое проведение учебно-воспитательных лекториев с колеблющимися.
— Кого учить-то? — Яков огляделся вокруг. — Самому младшему лет шестьдесят.
— Шестьдесят лет, — быстро парировала она, — наш средний возраст. Именно в эти годы сознание созревает до нужной кондиции и начинает плодоносить.
— И последний вопрос — Яков игнорировал взгляды разъяренной его бестактностью мегеры. — Что привело Вас в четвертый круг?
Лицо дамы пошло пятнами, черт коснулся самого больного. С трудом сохранив достоинство, она закончила интервью.
— Нас всегда направляют туда, где застой, рутина… Благодарю за внимание! — И, наклеив дежурную улыбку, чопорно удалилась к одетой в полувоенную форму группе, окутанной ароматным облаком трубочного табака, кажется, «Герцеговины флор…»
