Я покашлял, почесал затылок и неловко выговорил:
— Ну, я думаю, пора начать работу. Это займет немного времени.
Маджори посмотрела на меня.
— Куда ты собрался с этой киркой? — холодно спросила она.
— Э-э-э… наверх.
— Чтобы проникнуть в башню?
— Именно. Ты была права. Дверь действительно опечатана, а я думал, ты нас обманываешь. Теперь только и осталось, как…
— Отнеси кирку на место.
Я опешил. Такой я Маджори еще не ·видел. Она была сурова, холодна и властна.
— Маджори, — я пытался не выдавать своего расстройства. — Если мы хотим проникнуть в башню и добраться до кувшина, нам придется сломать дверь. Иначе никак. На двери огромный железный засов, куча печатей и Бог знает что еще.
— В башню мы не пойдем, сосуд трогать не будем, сказала Маджори. — Он должен быть там, где находится сейчас.
— Маджори, да что ты говоришь? Этот чертов кувшин не давал вам с Максом покоя уже столько лет, а я верю в то, что…
— Неважно, во что ты веришь, — прервала Маджори. я уважаю твою веру, Гарри, но сейчас я смертельно устала и хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Маджори…
Мисс Джонсон прервала меня:
— У миссис Грейвс был тяжелый день, сэр. Я думаю, она права.
— А ваше мнение меня нисколько не интересует, отрезал я. — Этот сосуд… С ним происходят странные вещи, необходимо со всем этим разобраться, и побыстрее. Мне все равно, естественно это или сверхъестественно. Господи, Маджори, ты посмотри, во что превратился Зимний Порт! Вы сняли все картины, Макс погиб, в доме царит настоящий хаос, и все из-за какого-то проклятого горшка!
Мисс Джонсон отпрянула от такого напора.
— Сэр, — лепетала она. — Вы не имеете права…
— Слушать эту белиберду, вот на что я не имею права. Маджори, ты меня расстроила. Мы с Анной потратили целый вечер, изучая бумаги в кабинете Макса, а теперь ты выставляешь нас за дверь. Я знаю, что сегодня неподходящий день, у тебя траур, но ведь ты сама сказала, что чем быстрее мы разделаемся с этим, тем лучше. Дело-то недолгое, пяти минут достаточно, чтобы…
— Я передумала, — спокойно сказала Маджори. — А пока кувшин будет стоять там, где стоял.
Анна покачала головой:
— Извините, миссис Грейвс, но это вы напрасно.
— Я все сказала. Это воля моего мужа.
— Миссис Грейвс, — начала Анна. — Этот сосуд даже не принадлежит вашему мужу, он является собственностью иранского правительства. Подобные вещи бесценны, это историческая реликвия. Она должна быть возвращена законным владельцам.
Маджори подняла голову и уставилась на Анну своими креветочными глазами-бусинками.
— Пока я жива, — сказала она, — ни один человек не притронется к амфоре. Это мое последнее слово.
Анна вздохнула:
— В таком случае мне, вероятно, следует обратиться к законным властям и изъять в судебном порядке этот кувшин, а также и остальные антикварные вещи, которые хранятся в доме.
— Делайте что хотите. Я не пущу вас в башню.
Нависла мрачная и неприятная тишина. Я сказал:
— Ладно, пойдем, Анна. На сегодня хватит. Хочешь, я тебя подвезу?
Анна кивнула.
— Я возьму свою шапочку.
Я обернулся к Маджори и попытался сказать как можно ласковее и мягче:
— Послушай, я, может, заскочу завтра к тебе на обед и попробую твой коронный салат из тунцов? А заодно и, поговорим о деле.
Маджори отвернулась.
— Сейчас поздно, — тихо сказала она. — Бери свою молодую леди и уходи.
— Маджори…
— Уходи, Гарри. от греха подальше.
Я стоял на месте.
— В каком смысле? — резко спросил я. — Что значит «от греха подальше»?
— В прямом смысле, — спокойно ответила она. — Вы потревожили кувшин, начав собирать информацию о нем. Теперь он знает это и хочет, чтобы вы убрались отсюда. С каждой минутой, проведенной здесь, это будет все более и более трудно. Ради всего святого, уходите! Сейчас же!
Я уже было собрался возразить, но в этот момент Анна взяла меня за руку. «Ладно, — подумал я, — утро вечера мудренее».
Я взял кирку с собой и, уходя, прислонил ее к крыльцу. Маджори и мисс Джонсон молча стояли в дверях и смотрели нам вслед. Они даже не улыбнулись и не помахали на прощанье.
Когда мы подъезжали к воротам, Анна повернулась на сиденье, чтобы в последний раз взглянуть на Зимний Порт.
— Посмотри, посмотри хорошенько, пока есть возможность, — горько сказал я. — Эта старая фурия может спалить его.
Анна, похоже, не слышала, что я говорю.
— У нее две компаньонки? — неожиданно спросила она.
— Что?
— Твоя крестная мать — она держит двух компаньонок? Мисс Джонсон и кто-то еще?
Я пожал плечами:
— Понятия не имею.
— Ну, а кто же это тогда? Посмотри в зеркало.
Я послушно взглянул в зеркало заднего вида. Долго смотреть было невозможно, так как дорога была темная и опасная, но даже в эти несколько мгновений я успел разглядеть силуэты Маджори, мисс Джонсон и…
Я нажал на тормоз. «Kугуap» заскрипел и затрясся на гравийной дороге. Разинув рот, я уставился в сторону дома, затем взглянул на Анну.
— Черт его знает, — хрипло сказал я. — Я плохо рассмотрел ее тогда, но похожа на ту персону, в халате с капюшоном.
— Слушай, Гарри, может, вернемся? — взволнованно проговорила Анна. — Я не прощу себе, если что-то случится!
Я барабанил пальцами по рулевому колесу. Парадная дверь Зимнего Порта была уже закрыта, во всем доме не светилось ни одно окно.
— Да ну их всех, — решился я наконец. — Мне уже и так на сегодня хватило. Может, у них какой-то гость и они не хотят, чтобы мы с ним встретились. К тому же, честно говоря, я ужасно проголодался и мне лень возвращаться. Давай лучше поедем куда-нибудь поужинаем и на сытный желудок решим, что делать.
Мы снова покатили в мрак ночи. Я, конечно, чувствовал беспокойство за Маджори, но бывают же случаи, когда привязанность крестника к крестной может быть подорвана раздражением, усталостью и к тому же желанием развлечь приятную девушку.
После котлеты и салата в ресторане мотеля на Тресковом Мысе мы с Анной еще поговорили о джиннах, арабских колдунах и загадочном поведении Маджори мы остановились у Гианнисского аэропорта, чтобы забрать чемодан Анны, и она сменила свой похоронный наряд. Надела простенькое белое вечернее платье с глубоким вырезом, который открывал ее загорелые плечи.
