– Конечно, в таких случаях непредвиденное – это именно то, что ты просто должен был предвидеть, – сказала ей Милагрос, которая встретила ее по дороге с рынка.
– За это я и люблю тебя, сестренка, – улыбнулась Хосефа. – За то, что ты так бережно разрушаешь мою жизнь.
– Я пытаюсь вернуть тебя на землю, Хосефа, но ты живешь только в мире романов. Я зря стараюсь. Ты все хочешь видеть в розовом цвете.
– Но романы тоже полны катастроф, – попыталась защититься Хосефа.
– Тогда не жалуйся на реальную жизнь, – ответила Милагрос.
IX
В течение последних лет Хосефа Вейтиа превратилась в такую же постоянную читательницу газет, каким всегда был ее муж. Обзор событий, происходивших в стране, держал в постоянном напряжении, так же как романы с продолжением, ожидание которого заставляло ее просыпаться среди ночи и самой придумывать дальнейший ход событий.
Ее увлечение романами и книжными выдумками отошло на второй план в сравнении с историями, которые каждое утро ей дарила жизнь. Она читала столько же газет, что и Диего, и посвящала этому больше времени. Она знала, как таблицу умножения, кто чего хочет, кто делает какие прогнозы, кто был за и кто против восьмых по счету перевыборов диктатора, который в ее воспоминаниях представал героем- победителем множества крупных сражений и, по ее мнению, единственным человеком, сумевшим наиболее долгий срок поддерживать спокойствие в этой опаленной войной стране в XIX веке.
Но после того, как Хосефа стала каждый день читать хвалебные статьи о нем в газетах, написанные людьми, обласканными его режимом, и сравнивать их с дюжинами подпольных брошюр, рассказывающих о произволе, царившем в стране, а в случае с Пуэблой – о злодее-губернаторе, которого он поддерживал уже много лет, она перестала называть его Дон Порфирио и встала в ряды антиперевыборного движения.
Именно тогда понял Диего, насколько благотворными были раньше паузы в их разговорах с Хосефой, и, когда они исчезли, она стала похожа на еще одного товарища по борьбе. Его жена желала говорить только о возможных результатах выборов для господина Мадеро, о Центральном антиперевыборном клубе, а также выражать свое мнение об издаваемых брошюрах и книгах.
– Я уже и не знаю, что хуже, – пожаловался Диего как-то раз за обедом. – То ли прежняя молчаливость, то ли нынешняя бурная река слов. С тех пор как старик объявил, что он дозрел до демократии, любая сплетня издается в виде брошюры, а любой бред оформляется в книгу.
– Кто тебя разберет, Диего? Не ты ли все время жаловался на трусливое молчание, царившее в стране? – спросила Хосефа.
– Да, но наивность тоже скучна. Кто может всерьез поверить, что кандидат Мадеро и его спиритические сны могут что-то изменить?
– Я могу, – заявила Хосефа. – Я, которая не хочет новой войны и так же, как и ты, сыта по горло таким миром.
– Раньше ты любила мир, – сказал Диего.
– И до сих пор люблю. Поэтому я за Мадеро, у него лицо и политические взгляды миролюбивого человека.
– Но ни ты, ни он ничего не добьетесь.
– Ты стал пессимистом, папа, – заметила Эмилия, превратившаяся с некоторых пор в сурового слушателя.
– Дочка, я только наблюдатель, это то, что мне всегда нравилось больше всего, – сказал Диего.
– Я обижусь, если ты еще раз это скажешь, – кокетливо произнесла Хосефа, подняв голову от газет, которые она читала по вечерам.
– Какая же ты тщеславная! – ответил ей Диего, откусывая кончик своей огромной сигары.
– Ты сам тщеславный, вечно носишься со своей правдой и своим разочарованием.
– Хосефа, я всегда признавал твой талант угадывать развитие сюжета любого романа, но это совсем другое, это не подчиняется литературной логике, в которой ты сильна. Мадеро проиграет.
– Милагрос думает по-другому.
– Милагрос думает, как и я, что если старик Диас не потерпел даже глупой игры генерала Рейеса и его сторонников, он тем более не позволит сеньору Мадеро победить на выборах.
– А что произошло с генералом Рейесом? – спросила Эмилия.
– Генерал Рейес был губернатором Нуэво-Леона. Его выдвинули кандидатом несколько наивных членов правительства, поверивших в реальность смены власти только потому, что Диас, желая поразить одного журналиста-гринго, наплел ему, что он воспринял бы как знак свыше, если бы в его стране появилась оппозиционная партия. И они тут же: «Как хорошо! Как хорошо! Давайте прислушаемся к словам господина президента, поищем, кто может прийти на смену старикашке».
– И?… – спросила Эмилия, когда отец вдруг расхохотался и перестал рассказывать дальше.
– Недолго они радовались. Диас позвонил Рейесу, Рейес отрекся и обманул надежды масонских лож, мелких чиновников и армии. Он отозвал свою кандидатуру и предложил Диасу поддержку на перевыборах. В качестве награды у него отобрали пост губернатора Нуэво-Леона и послали в Европу изучать новые методы ведения войны. Он хитер как лис, этот знаменитый президент Диас, – сказал Диего. – А твоя мама думает, что его может победить помещик из штата Коауила, который вдруг превратился в проповедника и чьими достоинствами можно считать его мужество, решительность и то, что он написал книгу, полную философствования на исторические темы, что по-хорошему никуда не приведет.
– А! – сказала Эмилия, пытаясь переварить эту информацию. – Даниэль мне написал в одном письме, что он добрый человек.
– Это действительно так, Диего, согласись, – вставила Хосефа, считавшая доброту главным человеческим достоинством.
– Мало теперешней неразберихи, так он еще добавляет, – сказал Диего.
– О какой неразберихе ты говоришь? – спросила Хосефа.
– Ты считаешь, ее недостаточно? Только в штате Пуэбла девяносто антиперевыборных клубов.
– Я это знаю, – ответила Хосефа. – А что в этом плохого?
– То, что они все переругались. Их девяносто, а что толку?
– Это не так, дорогой.
– Хосефа, только не говори мне, что это не так. Я в этом убеждаюсь каждый день. Я говорю с ними, ты читаешь их литературу.
– Ты тоже ее читаешь, – сказала Эмилия.
– Только чтобы убедиться, что они не выполняют своих обещаний, – уточнил Диего, сменив игривый тон на серьезный. Ему не нравилось, что его дом стал полем пусть и словесных, но баталий, он больше войны боялся, что какая-нибудь случайность разрушит это уютное райское убежище – их гармоничную семейную жизнь.
– Диего, – не отступала Хосефа, – Ахиллес Сердан сидел два месяца в тюрьме из-за того, что выполнял свои обещания.
– Он сидел в тюрьме потому, что он позер. Кому придет в голову всей своей антиперевыборной организацией принять участие в ежегодном параде в День независимости? А потом он позволил себе роскошь написать письмо президенту с жалобой на плохое обращение со стороны губернатора. Представь себе: «Всем известна Ваша фраза:
– И они правы, – сказала Хосефа.
– Но в этой стране царят не правые. Рабочие фабрик в Орисабе и шахтеры в Соноре тоже были правы, а мы знаем, какой ответ они получили на свои справедливые требования.
– Так что ты предлагаешь, Диего? Чтобы все осталось как есть?
– Не оскорбляй меня, Хосефа, ты еще новичок у нас, – ответил ей Диего. – Я двадцать пять лет назад
