записях.
У ДИРЕКТОРА
За окнами давно темно. Наталья Захаровна собралась идти домой, но задержал завхоз. Пришлось звонить по телефону, договариваться о перевозке угля для кочегарки. Лишь только она повесила трубку, как затрещал звонок.
— Я слушаю!
— Это школа? — раздался мужской голос.
— Да.
— Кто говорит?
— Директор.
— С вами говорит контр-адмирал Косинский. Скажите, пожалуйста, почему задержалась моя дочь?
— Разве она не вернулась? — удивилась Наталья Захаровна, но сейчас же вспомнила, что днем заходила Катя Иванова и о чем-то просила. — У них комсомольское собрание!
— Но уже поздно! Она не предупредила, и мы беспокоимся.
— Сейчас я узнаю…
Наталья Захаровна повесила трубку и нажала кнопку звонка. В канцелярии, никого не было. Пришлось идти самой. Десятиклассниц она встретила на лестнице.
— Здравствуйте, Наталья Захаровна! — раздались голоса.
— Здравствуйте, девочки! Почему так долго?
— Много вопросов накопилось.
— Косинская…
— Я здесь, Наталья Захаровна!
— Позвоните домой, там беспокоятся.
— Хорошо.
Вторая смена занималась в первом и во втором этажах. Директор поднялась на третий этаж, увидела свет в одном из классов и подошла к двери. Две школьницы седьмого класса трудились над стенгазетой.
— Девочки! Пора кончать. Уже поздно.
— Наталья Захаровна, немного осталось… на полчасика!
Она посмотрела на работу, дала несколько советов и вернулась в свой кабинет. Уйти ей опять не удалось. В дверь постучали…
— Да, да… Кто там?
Вошли три десятиклассницы: Катя, Женя и Тамара.
— Вы ко мне?
— Да. Наталья Захаровна, если можно, мы хотели бы с вами поговорить…
— Садитесь.
Женя и Тамара устроились на диване, Катя осталась стоять.
Наталья Захаровна была уже в пальто. Не раздаваясь, она села на свое кресло и, откинувшись на спинку, приготовилась слушать. Она уже имела сведения о том, что произошло в десятом классе за последние два дня. Слышала о пощечине, знала о карикатуре, но по своему почину вмешиваться не хотела, Константин Семенович не нуждался в непрошенной помощи. Предупреждая учителя о том, что он получает трудный класс, она передавала сложившееся мнение. Сама же думала несколько иначе и относилась к ученицам десятого класса благосклонно. И не только потому, что они провели вместе всю блокаду. Наталья Захаровна не любила так называемых «примерных детей». Хотя такие дети и не доставляли много хлопот, но за их примерным поведением иногда скрывалось что-то другое: беспринципность, лицемерие, трусость, мещанское влияние. Она понимала, что если десятый класс и создал себе в школе не особенно лестную славу, то только потому, что не имел хорошего, руководителя.
— Итак, я слушаю.
— Мы задерживаем вас, Наталья Захаровна? — спросила Женя.
— Ну что ж… Немного — ничего. Говори, Катя.
— Наталья Захаровна, дело вот в чем… — начала Катя, опустив глаза. — Константин Семенович поручил нам… Вот нам троим!.. Он считает, что мы актив и можем влиять на девочек. Ему, конечно, трудно. Он только что поступил, никого не знает. Он сказал, что мы должны как-то действовать. А как? Что мы можем? Посудите сами! Ровным счетом ничего. Вы же знаете, какие у нас девочки… Им хоть кол на голове теши!
— У нас ничего не выйдет, — со вздохом произнесла Женя.
— Каши не сваришь! — сердито добавила Тамара.
— Сейчас на собрании я поставила вопрос о дисциплине… Чтобы никаких фокусов! — сообщила Катя.
— А какие у вас там фокусы? — спросила директор.
— На уроках переписываемся, шепчемся, ну, конечно, некоторые подсказывают… Вы сами понимаете… Куда это годится! Кажется, не маленькие.
— Ну, а что вы решили на собрании?
Катя взглянула на подруг, поправила волосы и неуверенно ответила:
— Решить-то мы решили… все, как полагается. Повысить дисциплину, поднять успеваемость. Но ведь это только на бумаге. Сегодня решили, а завтра забыли.
— На словах одно, а на деле другое, — мрачно прибавила Тамара.
— Наталья Захаровна, можно я? — сказала Женя, по привычке подняв руку.
— Говори.
— Мы, конечно, будем вести работу по комсомольской линии, и я, как староста… Мы не отказываемся. Но мы не можем взять на себя такую ответственность. Воспитательная работа — это же… вы сами понимаете что! Девочки все равно не будут нас слушать. А отвечать придется Константину Семеновичу. И вот… мы думали, думали — и ничего не придумали!
— А что говорит Константин Семенович? Он был на собрании? — продолжала спрашивать директор.
Девушки переглянулись. На комсомольских собраниях полагалось присутствовать руководителю класса, но Катя сознательно нарушила это правило и не предупредила Константина Семеновича.
— Нет… Мы хотели сначала сами поговорить по душам, — виновато сказала она. — А то как-то неудобно… Девочки бы стеснялись.
— Наталья Захаровна! — вмешалась Женя. — Он считает нас взрослыми, серьезными, и вдруг — здравствуйте-пожалуйте! Хуже маленьких. Нет, честное слово…
— Да, я верю вам, — сказала директор.
— Вчера и сегодня у нас были всякие случаи… — продолжала Катя. — Вот мы на собрании и поговорили как следует…
Наступила тишина. Девушки выжидательно смотрели на директора. За девять лет им пришлось побывать в этом кабинете много раз, правда не всегда по своей инициативе, но каждый раз после разговора с Натальей Захаровной они уходили раскаявшиеся, с твердым решением жить и работать по-новому.
— Ну, так… — сказала, выпрямляясь, Наталья Захаровна. — Мне думается, что вы не совсем верно поняли Константина Семеновича. Вряд ли он поручил вам воспитательную работу с классом!
— Точно, Наталья Захаровна! Он оказал, что мы должны заниматься воспитанием и самовоспитанием всего коллектива, — сообщила Катя.
— На этот счет существует указание министерства, — продолжала директор, не слушая Катю. — Существуют определенные правила, инструкции, и в них достаточно подробно разработано положение о
