— Уроки сделала? — спросила Женя.
— Сделала. Насчет физики пришла к тебе.
— Смотри, Светка, допрыгаешься. Каток надо отложить, а то возьмем в переплет, как Лиду.
— Не ворчи, пожалуйста. Физику выучила?
— Как раз над ней сижу.
Светлана взяла стул и подсела к подруге.
— Поставлю чай. Скоро отец вернется, — сказала мать и вышла из комнаты.
— Ты была с Лидой? — ревниво спросила Женя,
— Нет, одна.
— Не нравится мне это… Нашла себе подругу.
— А что ты имеешь против нее?
— Не знаю… Не лежит к ней душа.
— Напрасно. Она хорошая и простая. Отец у нее такая умница и такой занятный! Вот уж никогда бы не подумала, что академик! Они с Игорем так смешат всех… Ему Игорь понравился.
— Очень рада за вас… — обиженно пробормотала Женя.
— А ты не дуйся, я же тебе говорила… — шепотом сказала Светлана. — Игорь влюбился в Лиду… Ну и вот… Приходится ходить к ним из-за него. Ему же одному неудобно.
— А она? — прищурив глаза, спросила Женя.
— Что она?
— Она тоже в него влюбилась?
— Не знаю. Думаю, что нет. Просто так, развлекается…
Женя засмеялась и обняла подругу за шею.
— Эх ты, простота!.. Развлекается! А почему она покраснела, когда я намекнула? Заметила?
— Ну, мало ли почему… смутилась. Неприятно же, когда вслух говорят про интимное, — сказала Светлана и заговорила о другом. — Были вы на заводе?
— Были. Ну и работка! Достанется здорово! Большущий запущенный цех! Столько там всякого мусора скопилось! Ужас!
— А вы испугались.
— Почему? Наоборот. Катя посмотрела и говорит: «Самая подходящая работа для Вершининой и Косинской», — со смехом сообщила Женя.
— Ну и что?
— Ничего. Посмеялись и согласились. Дадут нам грузовики… Наше дело — погрузить на машины весь мусор. Вот и все. За всю работу три тысячи рублей.
— Так много!
— А ты не удивляйся. Когда увидишь, сколько работы, — сама ахнешь!
Проснулась Зюка и начала кряхтеть, собираясь заплакать. Женя подошла к ней и взяла на руки тепленькую полуголую девочку.
— Зюка, моя Зюка… — нежно бормотала она. — Крошка моя Зюка…
Светлана с радостным умилением наблюдала, как подруга возилась с малюткой, и у нее почему-то сладко сжалось сердце.
— Ну спи, моя маленькая… спи, моя кроха… — шептала Женя, переменив пеленку и снова укладывая девочку в кровать —…Вот так! Ах, как мы потягиваемся!
Она постояла несколько минут у кровати, ожидая, пока сестренка уснет.
Самым любимым занятием Жени было возиться с Зюкой. Она подолгу гуляла с ней на улице. Женю часто принимали за мать малютки, и ее это очень забавляло.
— Это ваш ребенок? — спрашивала какая-нибудь нянька или бабушка, гулявшая в сквере.
— А чей же еще?
— Уж очень вы молоды. Сколько же вам лет?
«Шестнадцать, отвечала она, нарочно сбавляя год.
— Да не может быть! — поражалась любопытная. — Ска-а-жите пожалуйста! Хоть раньше так и было принято. Рано выходили замуж и детей рожали по дюжине, и здоровые были.
Начинались обычные воспоминания, как жили раньше, и «молодая мать» торопливо уходила от словоохотливой старухи.
Когда Женя успокоила свою любимицу и, вернувшись на место, уселась за физику, вошла Вера Александровна и начала накрывать на стол.
— Девочки, сейчас выпьем чаю, а потом занимайтесь, — распорядилась она.
— Вера Александровна, я уже пила… — начала было Светлана, но Вера Александровна не дала договорить.
— И слушать ничего не хочу! Ты у нас в доме своя, и нечего церемонии разводить. Я сегодня угощаю печеньем собственного изготовления.
Светлана знала, что возражать бесполезно, и покорно уселась за стол. Вера Александровна взяла тарелочку, положила на нее печенье и притворно строгим голосом сказала:
— Изволь это съесть, а то мне будет обидно.
Она любила девушку и лучшей подруги для Жени не желала. Светлану она считала наивной, не в меру добродушной, нерешительной, уступчивой и чересчур скромной. Такие же свойства она видела и у своей дочери, а поэтому не раз говорила им:
— Трудно вам будет, девочки, в жизни дорогу пробивать. «Кто смел, тот и съел». А вы последнее готовы другому отдать.
Женя с возмущением разводила руками и как можно убедительней начинала возражать:
— Ну, мама, ты говоришь совершенно неверные… политически неграмотные вещи. В коммунистическом обществе все будет организованно.
— Подожди, Женя. Не хочу спорить с тобой про коммунизм. До коммунизма еще далеко…
— А какие же тогда трудности?
— Подрастешь — узнаешь…
— Опять — «подрастешь». И это каждый рай. До каких же пор надо расти, чтобы все узнать? Уж, кажется, не маленькие! — возмущалась Женя. — Я отлично понимаю, о чем ты говоришь. Да, да! Эта твоя теория насчет женихов… Ты только подумай, Светка, — обращалась она к подруге, — мама считает, что много женихов погибло на войне, и мы, бедненькие, останемся на всю жизнь старыми девами!..
— Ну, за Светлану я не беспокоюсь, — с улыбкой говорила Вера Александровна. — Она в девках не засидится.
Как ни странно, но подобные фразы нисколько не смущали Светлану, и она всегда искренне смеялась. Казалось, что Светлана не понимала, как она хороша собой. Часто в ее годы девушки с такой внешностью превращаются в пустых, избалованных, заносчивых «кукол». Светлана же сохранила замечательную чистоту, скромность, непосредственность.
Вот и сейчас. Она неторопливо пьет чай с печеньем и о чем-то глубоко задумалась. Она даже забыла похвалить кулинарное искусство Веры Александровны.
— У тебя что-нибудь случилось, Светка? — спросила Женя.
Вопрос вывел девушку из задумчивости, и она повернулась к подруге:
— Женя, что такое эстетическое чувство?
— Эстетическое чувство? — переспросила Женя с удивлением. — Давай разберемся! Эстетика — красота. Ну, значит, красивое чувство.
— Нет. Это не совсем так… Вернее — чувство красивого.
— Может быть. А почему вдруг такой вопрос?
— А вот, представь себе… — медленно начала Светлана. — Ну, возьмем Константина Семеновича. Могло же случиться так, что он преподавал у нас до войны. Мы с тобой, да все наши девочки, конечно, любили бы его…
— Ну ясно!
— И вот он ушел на войну, а вернулся с обожженным лицом. Некрасивым… Теперь представь себе, что кто-нибудь из наших девочек не стал бы учить его уроки, избегал с ним разговаривать… — Почему?
