– Вот и сходи, – перебила она.
– Милая, но нам это обойдется слишком дорого, – с мукой в голосе произнес Скотт. – Мы уже должны…
– Ну и что? Неужели ты допускаешь мысль, что…
Нервная дрожь не дала ей договорить. Она стояла, дрожа всем телом, скрестив на груди руки, покрывшиеся гусиной кожей.
Впервые с тех пор, как все это началось, она не смогла скрыть своего страха.
– Лу, – он обнял ее, – все нормально, милая. Все нормально.
– Нет. Ты должен пойти в этот центр. Ты должен.
– Хорошо, хорошо. Я пойду, – пробормотал он.
– А что сказал Брэнсон? Что они собираются делать? – спросила Лу, и Скотт услышал в ее голосе страстное желание узнать что-нибудь обнадеживающее.
– Он сказал… – Скотт облизнул губы, пытаясь вспомнить. – А-а, он сказал, что надо проверить мои эндокринные, щитовидную, половые железы и гипофиз, исследовать процессы обмена веществ, возьмут и другие анализы.
Лу сжала губы.
– Если Брэнсон все это знает, то зачем же надо было говорить о том, что ты уменьшаешься. Так не лечат. Это глупость какая-то.
– Милая, ведь я сам попросил его, – ответил Скотт. – Я убедился в этом только когда начали брать анализы. Я просил Брэнсона ничего не скрывать от меня. Что же ему оставалось…
– Хорошо, – перебила она. – Но что за странный диагноз?
– Да ведь так оно и есть, Лу, – печально произнес он. – Есть доказательство. Эти рентгеновские снимки.
– Брэнсон мог ошибиться, Скотт, – сказала Лу. – Он же живой человек.
Скотт долго молчал, наконец тихо произнес:
– Посмотри на меня.
Когда все это началось, его рост был за метр восемьдесят. А сейчас он мог, не наклоняясь, смотреть жене прямо в глаза. Она была ростом метр семьдесят.
В отчаянии он уронил вилку на тарелку.
– Как нам быть? Разве мы можем себе это позволить? Лечение слишком дорого, слишком, Лу. По крайней мере месяц придется провести в больнице.
Так сказал Брэнсон. А это целый месяц без работы. Марти и так уже нервничает. Как я могу вообще рассчитывать на какие-то деньги от него, когда я даже не…
– Милый, главное – твое здоровье, – запальчиво произнесла Лу. – Марти об этом знает. Да и ты тоже.
Скотт опустил голову и стиснул зубы. Счета были теми тяжелыми цепями, которые отягощали все его существование. Он явственно чувствовал, как они с каждым днем все более сковывают его.
– Так что же мы будем… – начал было он, но умолк, заметив, что дочь пристально смотрит на него, забыв про свой ужин.
– Ешь! – сказала ей Лу. Бет вздрогнула и копнула политую соусом картошку.
– Чем мы будем расплачиваться? – спросил Скотт. – Ведь у нас нет медицинской страховки. Я и так уже задолжал Марти пятьсот долларов из-за этих исследований. – Он тяжело вздохнул. – Да и со ссудой военного ведомства может ничего не выгореть.
– Но ведь ты сам хочешь пойти в центр, – сказала Лу.
– Легко сказать «хочешь».
– Хорошо, а что бы ты сделал на моем месте? – резко возразила она, впрочем, с некоторой тревогой в голосе. – Что мне, забыть обо всем этом?
Смириться с тем, что сказал доктор, сидеть сложа руки и… – Ее стали душить рыдания. А его рука, обнимающая жену, была холодна и дрожала, как и ее руки, и нисколько не успокаивала.
– Успокойся, – пробормотал он, – все хорошо, Лу.
Позже, когда она укладывала Бет спать, Скотт, стоя в темной гостиной, смотрел в окно на проезжающие мимо машины. Кроме шепота, доносящегося из спальни, во всей квартире не было слышно ни звука. Машины проносились, шурша по асфальту и сигналя, мимо дома, шаря в темноте по тротуару лучами фар.
Он вспомнил свое прошение о выдаче ему денег по страховке. Это было только частью плана, который они собирались реализовать, переехав на Восток. Для начала надо было поработать в фирме брата, потом попробовать получить ссуду в военном ведомстве для того, чтобы стать компаньоном Марти. Потом заработать на жизнь: отложить денег на медицинскую страховку, открыть счет в банке, приобрести недорогую, но приличную машину, приодеться и, в конце концов, купить дом. Иными словами, оградить заботами от треволнений мира свою семью и себя.
И вот на тебе, весь план рушится. Приключившаяся беда грозит и вовсе развеять их мечты…
Скотт не знал, когда точно в голове у него возник этот вопрос. Но внезапно он начал мучить его. С бьющимся, готовым разорваться в своем ледяном заточении сердцем беглец смотрел застывшим взглядом на свои поднятые руки с растопыренными пальцами.
