приказания. – Почему я не могу уплатить штраф и уехать?
От улыбки Шипли повеяло холодом.
– В Захарии несколько другие порядки, – проговорил он.
Они вошли в маленький, пропитанный сыростью кабинет.
– Садитесь, – пригласил шеф полиции, обходя письменный стол, пока мистер Кетчум устраивался в скрипучем кресле с прямой спинкой.
– Не понимаю, почему вы не оштрафуете и не выпустите меня?
– Всему свое время – Шипли разбирал какие-то бумаги на столе.
– Но… – мистер Кетчум не закончил фразы. Улыбка Шипли напоминала скорее дипломатически завуалированное предупреждение. Стиснув зубы, толстяк прочистил горло и ждал, пока начальник разберется со своими бумагами. В глаза бросалась плохо подогнанная форма Шипли. «Деревенщина, – подумал толстый ньюаркец. – Даже одеться прилично не умеет».
– Вижу, вы не женаты, – произнес Шипли, довольно прищелкивая языком.
Мистер Кетчум ничего не ответил. Пусть отведают и моего молчания, решил он.
– Друзья в нашем штате? – продолжал Шипли.
– Зачем это?
– Обычная процедура, – пояснил шеф полиции. – Из ваших ближайших родственников только сестра в Висконсине?
Мистер Кетчум не отрываясь смотрел на него. Какая здесь связь с правилами уличного движения?
– Ну? – потребовал Шипли.
– Я уже разговаривал с вашими полисменами. Не вижу…
– В нашем штате по делам?
У мистера Кетчума отвисла челюсть.
– Почему вы задаете мне эти вопросы? – спросил он.
«Перестань трястись» – зло приказал он самому себе.
– Обычные формальности. Вы у нас по делам?
– В отпуске, пропади он пропадом вместе с вашим штатом К черту законопослушность! Я требую, чтобы меня оштрафовали и выпустили отсюда!
– Боюсь, это невозможно, – задумчиво протянул шеф полиции.
Мистер Кетчум в изумлении разинул рот. Ощущение было в точности таким, какое испытывает человек, проснувшийся после страшного сна и обнаруживший, что кошмар продолжается.
– Н-не понимаю.
– Вы должны предстать перед судом.
– Но это беззаконие!
– Вот как?
– Да, так. Я подданный Соединенных Штатов и требую соблюдать мои конституционные права! Улыбка исчезла с лица шефа полиции.
– Вы ограничили свои права, когда нарушили наши законы, – жестко произнес он. – И степень вашей вины определит суд.
Мистер Кетчум непонимающе уставился на смуглолицего шефа полиции. Внезапно он понял, что полностью в их руках. Они могут оштрафовать его на какую угодно сумму или засадить в тюрьму. Все эти вопросы, которые ему задавали… Мистер Кетчум не знал, зачем его спрашивают, но из ответов явственно сплетался туманный образ перекати-поля – человека без корней и привязанностей, о котором никто не станет беспокоиться, жив ли он или…
Комната, казалось, вздрогнула. По спине пробежали ледяные струйки пота.
– Вы не можете этого сделать, – пробормотал он, но без излишней убежденности в голосе.
– Эту ночь вы проведете в участке, – сказал Шипли. – Утром я отвезу вас к судье.
– Но это же смешно! – взорвался мистер Кетчум. – Смешно! – Он оборвал себя. – Я должен позвонить, – быстро проговорил он. – Это мое законное право.
– Согласен, но… – Шипли с сожалением развел руками, – в Захарии нет телефонной связи.
По дороге в камеру мистер Кетчум обнаружил еще один портрет. На стене тюремного коридора висел двойник мрачного бородача из участка. Однако на этот раз мистер Кетчум не обратил внимания, куда направлен его взгляд.
Мистер Кетчум заворочался. На онемевшем от сна лице появилось недоуменное выражение. За спиной послышался металлический скрежет: он приподнялся на локте.
В камеру вошел полицейский и поставил на стол накрытый салфеткой поднос.
– Завтрак, – сообщил он.
По виду он был значительно старше, чем остальные полицейские, даже старше, чем Шипли. В его волосах поблескивала седина; чисто выбритое лицо собралось складками вокруг рта и под глазами.
