— Тринадцать часов пятнадцать минут, — повторил он.
— Я этого не говорил, но такая формулировка тоже верна, — кивнул Макс.
Шериф бросил на него хмурый, недоверчивый взгляд.
— Я сюда не забавляться приехал, мистер Делакорте.
— Разумеется, ни в коем случае, — согласился мой сын.
Кассандра резко отвернулась от окна и направилась к тому месту, где лежал Гарри, когда выпил принесенное ему виски.
Она опустилась на колени и стала пристально изучать доски пола.
— Ты что-то потеряла, дорогая? — невинным голосом осведомился Макс.
— Узнаешь, когда я это найду, — холодно прозвучал ее ответ.
— С нетерпением буду ждать этого, «ищейка — длинный нос».
Он перевел взгляд на шерифа, продолжавшего что-то записывать.
— Знали ли вы, — обратился к нему Макс, — что человек, у которого на глазах повязка, может тем не менее видеть дальше собственного носа?
Плум поднял на него безразличные глаза.
«Макс, к чему это?»
— Но, — продолжил он, будто эта информация имела огромную важность для шерифа, — если человека не интересует то, на что он смотрит, то он глаз не откроет, не так ли? Ему не нужно притворяться слепым, потому что в это время он на самом деле слеп.
Я почувствовал едва ли не приступ ностальгической боли, вспомнив тот давний день, когда я сказал эти самые слова своему тринадцатилетнему сыну.
Плум нахмурился.
— Какое отношение имеют ваши слова к обсуждаемому вопросу?
Макс весело рассмеялся.
— Никакого.
«Есть у него все-таки план или нет?» — подумал я в который раз.
Шериф тяжело вздохнул.
— Мне начинает надоедать ваше поведение, мистер Делакорте, — заметил он.
— Но мои слова не совсем бесполезны для вас. — Произнося это, Макс поднял вверх палец таким жестом, будто хотел узнать направление ветра. — Фокусник, одетый в голубое, появляется на сцене верхом на лошади в сопровождении нескольких ассистентов, одетых в белое. Они также скачут верхом на лошадях…
Следующих его слов я не запомнил, потому что в тот миг представил самого себя на сцене. На несколько секунд на сцену опускают экран, затем его убирают. Voila![13] В мгновение ока я исчезаю из глаз зрителей, а ассистенты раскланиваются, продолжая сидеть верхом. Аплодисменты, полный восторг публики.
Ответ же до смешного прост. За те секунды, пока был опущен экран, я спрыгнул с лошади, сбросил свой бумажный костюм и сунул его в карман. Под ним на мне было такое же белое одеяние, как у всех остальных. Никто ничего не заметил.
— Pourquoi?[14] — Эти слова Макса уже дошли до моего сознания. — Да потому что в суматохе движения никто не успел подсчитать количество ассистентов.
Шериф теперь внимательно смотрел на него. Собственно, на Макса смотрели внимательно двое человек (вы знаете, кто был вторым).
— Вы поняли? — спросил Макс. — Заставьте вашу публику видеть то, что вы хотите, чтоб она видела.
В эту минуту Кассандра оторвалась от своих поисков.
— И долго вы намерены терпеть его идиотские шуточки, шериф? — спросила она, вставая.
— Послушайте, мистер Делакорте… — И тут шериф оборвал сам себя, увидев, что Макс возобновил манипуляции одной картой, продолжая комментировать свои действия.
— Десять карт в правой ладони. Сгибаем пальцы. Вытягиваем правый большой палец, нажимаем на верхнюю карту.
— Мистер Делакорте…
— Высвобождаем одну из карт колоды, надавливая вниз подушечкой большого пальца при вытянутых вперед остальных.
— Черт подери! — Терпение шерифа кончилось.
— Подождите минуту, — попросил Макс. — Карта скользит вниз между большим и указательным пальцами правой руки, мимо мизинца, пока все карты не будут собраны.
Он быстро проделал все, о чем сказал, левой рукой.
— И теперь все карты собраны в левой руке!
— Слушайте, Делакорте! — Шериф покраснел от гнева.
— Каждый фокус должен быть закончен на счет раз-два-три, вы это знаете?
Поведение его становилось неадекватным, мне было ясно, что он действительно нездоров. Я готов был зарыдать. Если бы мог.
— Трюки с картами. Монетами. Бильярдными мячами. Все трюки. — В его руках снова возникли карты. — Три раза разрываете бумагу. Три стука по столу или по оборудованию. Три объявления о предстоящем фокусе. Это повышает внимание публики. Начало. Середина. Конец. — Глаза Макса сияли. — Бог Отец. Бог Сын. Бог Дух Святой. Вечность — понимаете ли вы?
Я внутренне вздрогнул, когда он внезапно замолчал. Карты выпали из его рук и теперь медленно опускались на пол подобно умирающим птицам. Макс в бешенстве отмахнулся от них. Кассандра с наслаждением наблюдала за его неудачей. Затем сказала, обращаясь к Плуму:
— Вам несказанно повезло, вы можете наблюдать за работой Великого Делакорте. Очень волнующее зрелище, не так ли?
Макс бросил на нее быстрый неприязненный взгляд и отвернулся к шерифу, который вдруг заговорил враждебным тоном:
— Может быть, мы продолжим наш разговор в полиции?
— Нет, — быстро ответил Макс. — Я бы предпочел говорить здесь.
— В таком случае говорите.
Ленивый жест. «Он притворяется или в самом деле не в себе?» — думал я.
— Что вы хотите, чтоб я вам сказал? — тихо спросил он. — Что моя жена безнравственная женщина? Но это никого не интересует. Убийства же никакого здесь не было.
— Ты лжешь! — выкрикнула Кассандра. — Ты убил Гарри прямо на моих глазах.
Макс изобразил на лице удивление.
— Я? Убил? Может, у меня амнезия? Могли я забыть такое?
«Он все еще играет. Не очень хорошо, возможно. Но контролирует себя по-прежнему».
— Бога ради, заберите его! Я дам свидетельские показания против него.
— Жены не имеют права свидетельствовать против мужей, дорогая, — резонно возразил Макс. — Должен признать, ты ведешь себя довольно странно.
— Думаю, мне все-таки следует отвезти вас в управление, — вмешался шериф. — Наденьте пальто или какую-нибудь куртку.
Макс бесстрастно смотрел на него.
Неожиданно у него в руке появился красный бильярдный шар, и он подбросил его в воздух. Когда шар заскользил вниз, шериф невольно опустил глаза, провожая взглядом его падение. Так же сделала и Кассандра.
— Итак, друзья, вы видите, что глаза следуют за движением шара, — проговорил Макс, словно обращаясь к невидимой аудитории. — Довольно неожиданное движение.
— Не возражаете, если я…
Плум резко замолчал, когда в пальцах левой руки Макса появилась горящая спичка (отлично помню, как я учил его этой проделке).
— Опять, — продолжал он говорить, — взгляд прикован к предмету, в данном случае к пламени.
