Александр МАТЛИН
ГДЕ КОБА?
В понедельник утром ко мне зашёл начальник отдела.
— Хорошо, что ты не опоздал, — сказал он. — Нас с тобой вызывает Брайен. Лично.
— Когда?
— Немедленно. Поправь галстук и пошли.
Больше ничего на надо было спрашивать. Брайен О’Липшиц — президент компании, и если он вызывает немедленно, значит… Кто знает, что это может значить?
— Садитесь, — сказал Брайен, не глядя на нас. — Линда, закрой дверь и никого ко мне не пускай. Вы — Алекс, да?
Вопрос был задан мне, но при этом он почему-то посмотрел на моего начальника.
— Да, это Алекс, — подтвердил начальник.
— Прекрасно, — сказал Брайен. — Я много о вас слышал. Вы родились в России, правильно? Вы можете говорить по-русски?
— Могу, — подтвердил я.
— Ага. Русский и грузинский — это один и тот же язык?
— Не совсем, — сказал я осторожно. — То-есть совсем не один.
Президент посмотрел на меня с недоверием.
— Мне сказали, что Грузия — это часть бывшего Советского Союза. Там что, люди говорили на разных языках?
— Алекс очень умный, — вмешался мой начальник, пнув меня ногой под столом. — Он будет говорить по-грузински, если это в интересах нашей компании. Правильно, Алекс?
— Конечно, — сказал я с достоинством. — Кроме того, там в Грузии все говорят по-русски.
— Очень хорошо, — сказал Президент. — Вы выедете в Грузию завтра. Линда вам закажет билет прямо в Таллин.
— Таллин, по-моему, в Эстонии, сказал я, на всякий случай отодвигаясь от своего начальника.
— Это не одно и то же? — подозрительно спросил Президент, заглядывая в свои записи. — Да, вы правы, я немного перепутал. Не в Таллин, а в Тбилиси. Поручение это очень ответственное, но больше недели он у вас занять не должно. Вопросы есть?
— Вопросов нет, — сказал мой начальник. — Ему всё ясно.
— Если можно… — сказал я, стараясь не глядеть на посеревшее лицо начальника, — один маленький вопрос. Какова цель моей поездки?
— Это не имеет значения, — сказал Президент. В Трансильвании вас встретит наш местный представитель Гоги. Он вас введет в курс дела.
— Он поедет со мной в Тбилиси?
Президент поморщился и снова заглянул в свои записи.
— Я имел в виду Тбилиси. Он встретит вас в Тбилиси. Счастливого пути. Если возникнут какие-нибудь осложнения, звоните лично мне.
… На пересадке в Париже я долго слонялся по аэропорту, пока, наконец, не увидел маленькую группу озабоченных людей в больших кепках с раздутыми чемоданами. Я понял, что мне с ними по пути. И точно, следуя за ними, я оказался у стойки, на которой было неприметно написано: 'Georgian Airlines'. Три часа спустя я приземлился в Тбилиси.
Гоги оказался невысоким лысеющим человеком средних лет со светлыми, лучистыми глазами и постоянной полу-улыбкой на губах. По-русски он говорил почти без акцента. Он отвёз меня в гостиницу и немедленно, не дав переодеться, повел обедать в небольшой ресторан, который находился на тихой боковой улице, в полу-подвале с низким сводчатым потолком.
— Понимаешь, — сказал он, сразу перейдя на 'ты', — у нас в Тбилиси такая проблема: никто не знает, как по-настоящему делать хинкали. Только в этом ресторане повар их делает правильно. Ты сам увидишь. Это не повар, а художник! Рембрандт! Он делает двадцать пять складок на каждой хинкали! Двадцать пять!
Гоги откинулся на спинку стула, чтобы полюбоваться произведенным впечатлением.
— Вот это да! — восхитился я, стараясь вспомнить, что такое хинкали. Вспоминать пришлось недолго. Подали хинкали, а с ними заодно купаты, кебабы, хачапури, травы и красное имеретинское вино. Гоги произносил тосты, я благодарил и пил. Мы выпили за наше знакомство, за меня, за мою жену, за моих детей, за дружбу грузинского и американского народов, за мир во всём мире и, наконец, за успех моей командировки в Грузию.
— Гоги, — спросил я, поймав удачный момент, — Ты знаешь, в чём цель моей командировки?
— Слушай, зачем волноваться? — сказал Гоги. По мере потребления имеретинского его акцент становился заметнее. — Твой командировка будет всё нормально. Завтра я буду тебя знакомить с самим Гиви. Гиви всё сделает, что тебе надо.
— А что мне надо?
— Гиви знает, что тебе надо. Что надо, то и сделает.
— Кто такой Гиви?
— Гиви не знаешь? — искренне удивился Гоги. — Все знают Гиви. Он личный друг Зураба. Они в школе вместе учились.
— Кто такой Зураб?
— Даже Зураба не знаешь? — ещё больше удивился Гоги. — Зураб Какава — заместитель министра. Да ещё какой заместитель! Первый!
— Министра чего? — спросил я в надежде приблизиться к ответу на мучивший меня вопрос.
— А чёрт его знает! — сказал Гоги. — Какая разница? Зураб личный друг президента Грузии. Он у него сына крестил. Если Гиви захочет, он тебя может представить Зурабу, Гиви очень хороший человек… Но сначала ты должен ему понравиться.
Я похолодел.
— Гоги, он что… это… как это по-грузински…
— Нет, нет, не ТАК понравиться, а ТАК — понравиться.
Мы заочно выпили за Гиви, за Зураба, за их семьи и за дружбу народов во всём мире, после чего Гоги отвёл меня в гостиницу.
Утром оказалось, что Гиви будет занят весь день и сможет с нами встретиться только на следующий день, в пятницу. Весь четверг Гоги возил меня по Тбилиси на своем 'Москвиче' цвета немытой моркови. Человек мягкий и вежливый, за рулём этого дребезжащего 'Москвича' Гоги зверел. Он превращался в исступлённого хищника, у которого в жизни нет другой цели, кроме того, как обогнать все машины и передавить всех пешеходов в Тбилиси. Поясным ремнём он не пристёгивался и мне не разрешал. На завтрак, обед и ужин Гоги водил меня в рестораны, где мы ели хинкали и пили молодое вино, разбавляя его лимонадом. К концу дня стало ясно, что более близкого друга, чем Гоги, у меня никогда не было и не будет.
В пятницу утром Гоги позвонил мне в гостиницу и сказал, что Гиви будет занят весь день и может с нами встретиться только вечером. Он приглашает нас в ресторан кушать хинкали. Меня охватило беспокойство, переходящее в панику. Прошло больше половины отпущенного мне времени, а я ещё не только не приступил к работе, но даже не выяснил, в чем она заключается. Вся надежда была на могущественного Гиви.
Гиви оказался таким же симпатичным человеком, как Гоги. После нескольких стаканов имеретинского
