Стюарт расплылся в улыбке — самодовольной, нахальной.
— Я увольняю секретарш только тогда, когда они начинают воображать, что влюбились в меня, и это становится настолько заметно, что ставит меня в неловкое положение. Я рад узнать, сколь высоко вы цените свою работу.
Синди поняла, на что он намекал.
— Вы самый тщеславный человек, какого мне доводилось встречать в жизни! Я бы не влюбилась в вас, даже если бы вы были последним мужчиной на Земле!
— Тогда докажите это — поужинайте сегодня со мной.
— Знаете, у меня просто нет желания ужинать с таким самовлюбленным занудой. Разве меня можно за это винить?
Он несколько минут молча смотрел ей в глаза, потом взглянул на часы.
— Так, ровно пять. Ваш рабочий день заканчивается в пять тридцать. Поскольку вы все еще работаете у меня, я имею право настаивать, чтобы вы пошли и поужинали со мной.
— Понятно, мистер Ньюман. Кто бы мог подумать, что такой зажигательный мужчина вынужден прибегать ко всяким хитростям, чтобы заставить девушку разделить с ним трапезу. Однако я это запомню, и, когда вы в следующий раз попросите меня остаться после работы, вы знаете, каков будет мой ответ.
Стюарт пожал плечами:
— Просто сегодня мне не хочется ужинать одному, вот и все.
— А вы из тех мужчин, которые привыкли настаивать на своем! — закончила за него Синди.
— Всегда. — Он прошептал это слово ей на ухо, когда помогал надевать пальто.
Она отшатнулась:
— Прошу вас не забывать, что до половины шестого я все еще ваша секретарша и пока могу рассчитывать на уважение своего начальника.
Он усмехнулся:
— Ровно в половине шестого вы можете меня покинуть — если к тому времени не передумаете.
— Ровно в пять тридцать, и ни минутой позже, — подтвердила Синди и, развернувшись на каблуках, подошла к столу и забрала почту.
Стюарт остановил машину напротив маленького уютного ресторанчика, который назывался «Никоберг». В полутемном зале царила интимная романтическая атмосфера, что сразу насторожило Синди.
— Мне здесь не нравится! — с вызовом заявила она, как только они вошли.
— Почему же? Здесь чисто и еда превосходная, — невинно удивился Стюарт. Он обнял ее одной рукой за талию и повел навстречу спешившему к ним официанту.
— Уберите руки! — прошипела девушка.
В ответ Стюарт только улыбнулся, крепче схватил ее за талию и слегка пощекотал ребра.
— Столик на двоих, — сказал он официанту таким томным голосом, что Синди стало противно.
Она нащупала его руку у себя на талии, затем медленно и сильно вдавила ногти в его кисть.
— Ах, так ты еще и злючка? — Он нисколько не ослабил объятие. — Ну ладно, ты скоро за это поплатишься, дорогая.
— Отпустите меня! Вы не смеете ко мне прикасаться!
— А если ты воспитанная девушка, то не должна царапаться!
Их провели в темный, самый уединенный уголок ресторана к столику на двоих, и Синди догадалась, что Стюарт — завсегдатай «Никоберга» и официант его хорошо знает.
— Что будешь заказывать? — спросил Стюарт.
— Что-то мне ничего не хочется. Здесь темно, и я все равно не увижу, что будет в тарелке.
Стюарт усмехнулся.
— Может быть, хочешь, чтобы принесли свечи — для уютной, романтической обстановки? — сказал он, щелкнув зажигалкой. Язычок пламени несколько секунд качался перед носом Синди.
— Думаете, нам это потребуется? — сладким голоском спросила она.
— Кто знает, может быть, если здесь будет уютно, ты немного оттаешь, а бокал вина настроит тебя на романтический лад.
— Нет, думаю, это не поможет.
— Почему?
— Потому что все это будет фарсом. Мы оба будем чувствовать фальшь. Впрочем, вам это не помешает — такие люди, как вы, никогда ни о ком не думают, не боятся оскорбить чужие чувства, так что им легко притворяться.
— Аминь!
К их столику подошел официант, и Стюарт сделал заказ.
— Неужели вы со всеми ведете себя так бесцеремонно? — поинтересовалась Синди.
— Почему ты спрашиваешь?
— Так, просто из любопытства, — быстро сказала она, вспомнив про красивую девушку на снимке, которая, по всей вероятности, и была той самой Делией. — Расскажите мне о себе. Уверена, вы были отчаянным пострелом в детстве.
Стюарт широко раскрыл глаза и изумленно уставился на нее:
— Что это тебе вздумалось расспрашивать меня о детстве?
Синди пожала плечами:
— Я люблю слушать рассказы про всякие детские хулиганства и случаи, особенно про мальчишек.
Он поморщился:
— Знаешь, я буду чувствовать себя как дед, который рассказывает внукам про старые добрые времена: «Вот когда я был молод…»
Синди рассмеялась и подперла кулачком подбородок. Глаза ее весело и дерзко сверкали.
— Если хотите почувствовать себя молодым, я могу спросить про женщин в вашей жизни.
Он посмотрел ей прямо в глаза:
— Даже не знаю, с чего начать.
Она неуверенно заморгала:
— Я пошутила.
— Ага, значит, на попятную? Боишься услышать что-нибудь неприличное или слишком увлекательное?
Синди посерьезнела.
— Меня это не касается, и можете мне поверить, я не намерена пополнять список ваших побед, прибавив к нему свое имя. Ни за что!
— О, не зарекайся. У нас еще много времени впереди, дорогая.
Они замолчали — подошел официант с подносом и принялся уставлять стол заказанными блюдами. Синди посмотрела на тарелку, которую водрузили перед ней, и с энтузиазмом взяла нож и вилку. Увидев прекрасно приготовленный бифштекс по-гавайски с аппетитным гарниром, девушка поняла, что на самом деле очень проголодалась. Почувствовав на себе взгляд Стюарта, она подняла глаза.
Он усмехнулся:
— А ты знаешь, что сейчас уже без двадцати шесть?
— Правда? Ну, не волнуйтесь, я останусь только ради еды, а вовсе не ради вашего общества.
Его улыбка стала еще шире.
— Расскажи мне лучше про жизнь в твоем захолустье, раз уж мы заговорили о прошлом.
Синди не торопясь прожевала кусок бифштекса и только тогда ответила:
— Ну, мне в общем рассказывать нечего. У моих родителей есть ферма в пяти милях от Апити. Они назвали ее «Гавайи». Мне там в принципе нравилось — просторно, красиво, можно гулять, где хочешь. С другими детьми я познакомилась, только когда начала ходить в школу. Знаете, эти небольшие сельские школы, человек на двенадцать. У нас было всего шестнадцать учеников, в основном мальчишки, но разницы почти не чувствовалось, потому что девчонки были такие же бесшабашные и смелые, как ребята. А что нам оставалось — мы же хотели играть вместе с ними.
— А во что вы играли?
