А ты, значит, домой? Ну вот и пойдем вместе!
Кари с удивлением замечает, что Монту, которого он всегда видел таким веселым, готовым пошутить, сегодня серьезен и озабочен. Брови сдвинуты, лицо хмурое, сосредоточенное.
«Что это с ним?» – думает Кари.
Но вот приходит писец, вскоре затем открывают ворота. Погонщики выстраивают ослов вереницей и направляются в горы. Монту предлагает другому маджаю идти во главе маленького каравана, а сам замыкает шествие. Писец тоже уходит вперед. Кари остается вместе с Монту.
Через некоторое время мальчик замечает, что маджай постепенно идет все медленнее и медленнее, и постепенно они отстают от последнего проводника. Убедившись, что их не услышат, Монту говорит, понизив голос:
– Слушай, мальчик, я хочу тебе кое-что рассказать. Только смотри никому, кроме своего отца, не говори того, что сейчас услышишь, иначе всем нам конец! Понял?
– Понял, – отвечает Кари, хотя и не может еще представить себе, о чем пойдет речь.
– Так вот, брата твоего отца и Харуди взяли зря, они ни в каких грабежах не участвовали. Подстроил это все Панеб, а ему помог Пауро. На самом же деле Панеб-то и замешан в этих грабежах. Посоветуйся с отцом, как тут быть. Может, что и придумаете.
Кари слушает маджая затаив дыхание. Конечно, ничего нового Монту ему не сказал, мальчик все это уже знает, но его поражает другое – откуда Монту узнал все это и почему он ему решился рассказать? И точно в ответ на последний вопрос Монту говорит:
– Я этого Панеба давно не терплю, он раз попробовал и меня втянуть в свои дела, да я, конечно, не поддался!
– А почему же ты никому не сказал про это? – спрашивает Кари.
– Кому же мне было сказать? Самому Пауро, что ли? И потом, разговор у нас был один на один, значит, свидетелей нет, и Панеб от всего бы отперся!
– А как ты узнал про наших каменотесов? – решается спросить Кари.
– Неважно, как… Главное, узнал!.. – говорит маджай с необычной для него резкостью.
Кари, видимо, задал неуместный вопрос. Больше он не решается спрашивать и молча раздумывает, откуда Монту мог узнать обо всем, что он сейчас рассказал. И внезапно мальчик догадывается – ведь Тути же говорил, что какой-то маджай стоял под окном у Пауро и все слышал. Еще Пауро приказал найти его! Может быть, это и был как раз Монту? Спросить его об этом, конечно, нельзя – пришлось бы выдать Тути и вообще показать, что Кари знает об этом деле гораздо больше самого Монту. Но ведь Пауро обещал убить того маджая… Значит, если под окном стоял Монту, то ему грозит смертельная опасность. А ведь он был так добр к Таиси, и если девочка поправится, то это именно благодаря Монту…
Как бы все-таки узнать, он ли там был? Кари колеблется, придумывая то один вопрос, то другой, и не замечает, как они доходят до поселка. Тогда он наконец говорит:
– Ну, так я все скажу отцу. Спасибо тебе! А отсюда ты пойдешь обратно?
– Да, надо выспаться, – отвечает Монту. – Меня ведь не в очередь послали, я уже всю ночь дежурил.
– Где, на кладбище? – хитрит Кари.
– Нет, при доме Пауро. Ну, прощай, мальчик, да смотри помни!
– Не беспокойся, я не забуду, что болтать об этом нельзя, я ведь понимаю, что если Пауро узнает, что кому-нибудь стало известно обо всем этом, так такому человеку тут же и смерть! – Мальчик выразительно смотрит прямо в глаза маджаю, тот отвечает ему тоже пристальным взглядом, и они расходятся.
Кари бежит домой. Так, все ясно – Монту действительно и был тем маджаем под окном Пауро! Но… раз он на свободе, значит, Пауро и Панеб ничего не узнали. Замечательно. Значит Монту пока ничто не угрожает! И, сообразив это, Кари облегченно вздыхает.
Дома мальчик застает отца в том же тяжелом состоянии. Правда, Онахту оживляется при рассказе сына о том, как хорошо отнеслись в доме Бекенмута к Неши и Таиси. Особенно светлеет лицо столяра, когда Кари говорит, что врач уже начал лечить девочку и что он уверен в удачном исходе лечения.
Но зато новости, которые принес Кари о судьбе каменотесов, не только снова возвращают Онахту к его мрачным думам, но приводят в еще большее уныние. Ему начинает казаться, что никакого выхода уже не найти, и даже прежняя надежда на заступничество Хеви теперь представляется ему несбыточной. Он не говорит об этом сыну, не желая огорчать мальчика, пусть он верит еще хоть немного в возможность счастливого исхода. Еще успеет он нагореваться, когда осудят Нахтмина и Харуди, да и потом – когда беда придет в их собственный дом! Этого, очевидно, тоже не избежать – вон как Панеб расправляется с неугодными ему людьми, значит, дойдет очередь и до него, Онахту.
Поэтому столяр охотно соглашается на просьбу Кари отпустить его в семью Тути на Праздник Долины. «Пусть развлечется мальчик», – думает отец.
Пообедав, Кари идет к Паири, которого он находит с кувшином в руках около его дома на улице – Паири несет домой воду. Кари молча идет за ним, молча ждет, пока Паири выльет воду в большой сосуд около печи. Ни матери, ни сестер Паири нет – их увела к себе сестра матери, и мальчики одни усаживаются на циновки. Только теперь начинают они разговаривать. Сначала говорит Паири. Не глядя на Кари, внешне спокойно, но с подергивающимися губами он рассказывает, как пробовал пробраться в тюремный двор, как его прогнали и избили стражники… Так ничего он и не узнал.
Кари слушает друга с тяжелым сердцем. Чем он может помочь Паири или хотя бы утешить его? Ведь надежды так мало… Да есть ли она вообще?
Но Кари берет себя в руки и все-таки пытается убедить Паири, что суд, может быть, отложат, что Хеви успеет вернуться и спасти его отца.
– А я завтра опять иду в Святилище и, как только что-нибудь узнаю, сразу же приду, слышишь? – добавляет Кари.
– Да, спасибо, – тихо отвечает Паири.
Они вместе выходят на улицу и тут же расстаются: Паири идет за матерью, Кари – домой.
9. ПРАЗДНИК ДОЛИНЫ
Яркое, солнечное утро. Необычное оживление царит на реке, около пристани храма Амона-Ра. По всему восточному берегу теснятся толпы народа. Празднично одетые люди, украшенные гирляндами цветов, с цветами в руках, всё приходят и приходят сюда из разных концов Города. На реке множество лодок, больших и маленьких, тоже украшенных цветами. На одной из них сидят, тесно прижавшись друг к другу, Тути и Кари.
Мальчики с любопытством оглядываются вокруг. Больше всего их внимание привлекают три странных корабля, которые покачиваются у самой пристани. Кажется, они отлиты из золота. Но разве золотой корабль может удержаться на воде? И Тути рассказывает товарищу, что эти три гигантские ладьи сделаны из великолепного дерева, привезенного издалека – со склонов Ливана. А сверкают они потому, что обиты листовым золотом! Солнце блистает на их бортах, на скульптурных украшениях, прикрепленных к носу и корме, на палубах.
Первым у ступенек пристани стоит самый большой корабль. Это «Усерхет», священная ладья бога Амона-Ра, на которой будет перевезена на западный берег статуя царя богов, хранящаяся в храме Ипет-Сут, главном святилище столицы Египта. Второй корабль, меньших размеров, предназначен для статуи богини Мут, третий – для статуи бога луны, Хонсу.
Каждый из этих трех кораблей привязан крепкими канатами к большим ладьям с гребцами, на самих же кораблях гребцов не видно.
Но вот толпа зашевелилась, все головы поворачиваются к воротам храма Амона-Ра. Оттуда доносится отдаленное пение. Кари и Тути приподнимаются на лодке, чтобы лучше видеть. Сегодня на высоких мачтах храма укреплены новые флаги. Тяжелые бронзовые створки ворот между двумя гигантскими башнями раскрыты настежь, и вот оттуда показывается начало торжественной процессии. Сперва издали заметны только белые одеяния жрецов, сверкание чего-то золотого над ними, клубы дыма от благовонных смол, тлеющих на углях кадильниц.
Шествие медленно движется между двумя рядами сфинксов к пристани. Вот уже видны обитые золотом носилки, на которых стоит золотая ладья со статуей бога Амона-Ра. На носу, на высокой подставке, укреплен золотой сфинкс, над ним большое опахало
