кто-то из его помощников. Еще в тысяча четырехсотых годах кто-то неизвестный похитил одного из твоих предков. Причем похищение сопровождалось так называемыми 'святыми огнями', бешеным ветром, свечением откуда-то с неба. Потом этого предка обнаружили в совсем другом месте, километрах в пятистах от дома. Он ничего не помнил до того момента, пока не встретил… — Акоп вновь выпил. На его глазах тоже выступили слезы. Второй раз занюхивать он не стал. Схватил со стола хлеб и принялся жевать. — Он карлика встретил! Того самого, который потом появлялся все поколения, вплоть до Второй Мировой. Карлик научил твоего предка каким-то знаниям и никогда не отходил от него. Затем карлик перешел на 'службу', если можно так сказать, к сыновьям твоего предка, потом к внукам. И так он был с ними постоянно. Словно хранитель.
— А куда он делся после войны?
— Кто знает… может, убили его. Не в этом суть. Главное, что в тебе заложено что-то, что в корне может пере-
вернуть весь мир. В этом я не сомневаюсь. Вот только успеешь ли ты?
Я выпил. Во второй раз водка пошла легче, через пару минут ударив в голову. Сразу стало немного легче осознавать, что происходит. Наверное, Акоп специально спаивает меня, чтобы я не принимал все им сказанное очень близко к сердцу. Или, наоборот, напивается сам, потому что понял, что войну с сумеречными мы можем проиграть.
— Хорошо? — вопросил Акоп, наполняя стаканы в третий раз.
— Хорошо… — Я откинулся на стуле, вяло пережевывая хлеб. — Ты хочешь сказать, что дар мой открыть не удастся. Или не так скоро, как хотелось бы. Значит, сумеречные успеют захватить весь мир?
— Все верно! — кивнул Акоп, — Теперь ты пей первым. Глядя за тем, как я опустошаю стакан, он продолжил:
— Но ты не думай, что все на этом потеряно. Еще до того, как пришли вы, мы разрабатывали планы по предотвращению вторжения сумеречных на Юг России. В наших руках много полезной информации, и если хорошенько всем подумать, то можно найти что-нибудь слабое в их действиях.
Мне стало совсем легко. Голову уже качало из стороны в сторону, а перед глазами все начинало понемногу раздваиваться. Акоп стал несколько размытым.
— И все уже знают, что супермена из меня сделать не удастся?
— Почти все, кто должен знать. Вася ушел немного раньше и поэтому не попал к началу, если можно так выразиться, конца.
— Вася? — Я небрежно откинулся на спинку стула, заложив одну руку за спину, и сощурил один глаз. — Расскажи мне о Васе. Кто он такой был?
— Вопрос не понял, — отреагировал Акоп, разливая остаток. Или он очень хорошо притворялся, или был закоренелым алкашом, что не позволяло ему пьянеть даже от целой бутылки. Меня лично от такого количества водки уже начинало развозить. А ему пока хоть бы что, только глаза немного окосели.
— Ну, он же… этот… поток информации вроде. Вот я и хочу узнать, как это у него получается — быть… ничем?
— Он не ничто, — пожал плечами Акоп, указательным пальцем пододвигая ко мне стакан, — он информация самого себя. Понимаешь, Виталька, тут такая штука… Вася не просто что-то похожее на струю плазмы, летающую по воздуху. Он есть информационное строение самого себя. То есть, даже став потоком информации, он содержит в себе информацию о самом себе.
Свою память, свою родословную, строение своего тела и так далее. Он похож на… ну, скажем, если бы твой мозг представлял собой часть воздуха. Только определенную часть, которая может мыслить и двигаться, а потом, при определенной температуре и каких-нибудь химических операциях, воздух обретает форму, но память и мысли в нем сохраняются… Ты что-нибудь понял из моей болтовни?
Я тряхнул головой. Понятного было мало, но что-то все равно дошло.
— Тогда выпьем, — заключил Акоп, опрокидывая стакан себе в горло.
На этот раз я воздержался, но он не заметил. Поставил стакан на стол и заел долькой огурца.
— А вот скажи мне, Виталик, зачем тебе вообще все это надо? Эта игра дурацкая, война с сумеречными? Зачем?! Это же верная смерть, а для тебя, так вдвойне. Ты же смертный. А они все — нет. — Он сделал характерный жест рукой, обводя комнату. — Они все останутся такими же, как и были, а ты состаришься и умрешь! Тебе оно надо?
— Я уже говорил об этом. Да и думал не раз. Акоп, я не знаю. Действительно не знаю, зачем вообще влез в это
дело. Сначала я хотел просто узнать, из-за чего меня хотят убить, потом… наверное, потом у меня уже не было выбора! Я узнал о том, что сумеречные собираются захватить планету, а затем еще дар мой…
— Но мы не знаем твоего дара, — перебил Акоп. — Ты не сильно нужен теперь. И что тебя тогда может держать?
— Не знаю, — честно сознался я. — Мне просто сейчас совсем некуда идти. Может быть, я понял, что жизнь, которой я жил раньше, намного хуже той, в которой я очутился сейчас.
— И чем же она лучше? Игроки — диктаторы! Это же заметно сразу. У них настолько извращенные правила, что просто поражаешься, как вообще можно так жить!
— Что ты имеешь в виду? — не сразу врубился я.
— Все, что только можно! Игроки не ценят ничьих жизней, потому что они бессмертны. Для них важнее то, что несет в себе человек для победы в Игре.
Да, я заметил это. Еще тогда, в Васиной квартире, я размышлял точно так же. Но почему сейчас мои представления об Игроках изменились?
Акоп с жаром продолжал:
— Разве я не прав?! Они погрязли в исполнении правил и начисто забыли обо всех земных благах. Они руководствуются правилами, как животное своими инстинктами, и им больше ничего не нужно! Ни-че-го! А разве не это унижает человека? Разве не делает его похожим на зверя? Я и ушел от игроков Зари, а вернее, сбежал, потому что не хотел уподобляться волку, который рыщет по лесу в поисках пищи, однако знает, что дальше леса ему сунуться нельзя, потому что дальше — люди. И они убьют его. Я же хотел выйти из леса и, как оказалось, не один хотел. Нас таких много! И все мы хотим питаться не только тем, что нам предоставляют Создатели, а большим. Тем, чего мы сами хотим!
— То есть, получив дар и бессмертие, вы отрекаетесь от того, кто вам дал все это? Говорите, что он не нужен вам. Но для чего вы тогда боретесь против сумеречных?
— Я не говорил, что не хочу бессмертия или отрекаюсь от Создателя, — поправил Акоп. — Я говорил о том, что Создатели поставили Игроков в слишком жестокие рамки придуманных правил и люди уподобились зверям с их инстинктами. Мы тоже в своем роде Игроки и тоже уважаем Создателя. Но мы не хотим сражаться против сумеречных по таким правилам, которые он нам предлагает. Мы сражаемся по своим. А вот ты зачем сражаешься, я понять не могу.
— Но вам-то я нужен.
— Честно сказать, сейчас я уже не уверен на все сто. Дар в тебе есть, но откроется ли он когда- нибудь?
— Вот поэтому я и хочу остаться, — ответил я. — Согласись, Акоп, я ведь тоже не подчиняюсь их правилам. Я даже попал в Игру, нарушив одно из них. Так что лучше я буду сражаться против сумеречных за вас, чем за людей, которые не знают даже того, что теперь знаю я.
— А ты все-таки решительный парень, — пробормотал Акоп, опустив глаза. — Я тоже таким бы был. Только у меня сил не хватило отказаться от того, что предложил мне Евгений Валерьевич…
Я понял, что он хотел этим сказать. И стало вдвойне понятней, почему Евгений Валерьевич так невзлюбил этот Театр. Еще бы, в каждом человеке видеть пример своей неудачи. Видеть, что ты ошибся. И не раз, и не два, а много раз…
— Я, правда, пришел не только для того, чтобы рассказать тебе о нашей неудаче, — сказал Акоп, выпив еще. Теперь Акопа тоже немного пошатывало, и он положил локти на стол. — Я пришел за советом. Наши профессора выложили такую идею, что твой дар может проявляться
совершенно неосознанно. Сам собой. Ты и сам можешь этого не заметить…
— Я понял тебя. Ты думаешь, что я могу неосознанно дать подсказку, что делать дальше?
