— Куда, мамочка?
— Еще не знаю. Видишь, сколько народу переселяется. Куда-нибудь направят и наш колхоз.
— А как же хлеб на полях? А наш сад?.. — спрашивала Надя.
— Забудь об этом, дочка. Воина ни с чем не считается!.. Хлеб надо зажечь… Чтоб не достался врагу.
Бомбили уже соседние деревни. Внезапно зашатался их домик. Глухой удар…
— Неужели налет? — испуганно спросила мать.
Надя выбежала на улицу, огляделась. Услышала шум мотора над головой. Прижалась к двери. Но самолет уже скрылся. Надя побежала в сад. Увидела голые, почерневшие стволы яблонь, заброшенную на огород переломанную вершинку.
«Должно быть, бомба упала невдалеке», — подумала она.
Что-то вспыхнуло за рекой. Загорелось. Зарево пожара осветило березовую рощу. С криком: «Заречье горит!» — Надя бросилась к дому.
У крыльца стояла тетя Феня. Она быстро говорила что-то матери. Надя расслышала последние слова:
— … Собирайтесь скорее! Баржа ночью отходит. Берите самое необходимое…
Надя торопливо помогала матери укладывать вещи. Скоро все было собрано. Пришлось ждать подводу. Не зная что делать, она пошла в сад. Вид его наполнил Надю отчаянием и злобой. Она стала срывать ягоды с кустов, топтать их ногами, повторяя:
— Ничего, ничего не оставлю фашистам!..
Услышала скрип колес и голос матери. Пошла к ней.
Уложив в телегу вещи и посадив ребят, мать Дала ее. Она передала Наде вожжи. Сама еще раз подошла к двери, дернула ее за ручку, как бы проверяя — хорошо ли заперта. Постояла немного на крылечке и медленно пошла к телеге.
— Отправляйтесь скорее! Давно пора!.. — торопила их тетя Феня. Она, как председатель колхоза обходила дворы. Проверяла, все ли с детьми выехали. Часть бездетных женщин и девушки еще раньше угнали скот. Замолк скрип отъезжающих телег. В деревне стало безлюдно и тихо.
Надя хорошо умела кучерить. Она часто ездила с отцом. Сейчас короткая дорога показалась ей очень длинной. Колхозные телеги шли медленно, гуськом. Мелькнула голубая полоска реки. Вот и баржа…
Лошади шли прямо полем. Давили созревающую рожь. Надя смотрела на помятые, затоптанные стебли и думала: Как папа учил нас беречь каждый колосок! А сейчас?.. И, отвечая себе на заданный мысленно вопрос, сказала:
— Пусть все, все затопчут! Только бы враг ничего не осталось! — Будто в ответ на ее слова над западным краем поля поднялись клубы черного дыма. Зажгли рожь…
Грузились ночью, в полной темноте. Фонарей нельзя было зажечь. Фашистские разведчики пролетали совсем близко. Уже когда баржа отчалила тихо поплыла по течению, послышались выстрелы разрывы бомб.
— В нашей стороне!..
— Наверно наш колхоз бомбят, — шептали женщины в трюме, укладывая детей.
Геня метался, что-то бормотал во сне. Мать потрогала его голову. Горячая! Мальчик тяжело дышал и просил пить.
— Заболел… Принеси-ка еще воды! — сказала мать Наде. Но та не слышала. Она крепко спала прислонившись к борту баржи.
Мать всю ночь держала на коленях больного Геню. Утром пришла медицинская сестра. Она смерила мальчику температуру. На вопросительный взгляд матери тихо сказала:
— Сорок… К вечеру мы будем в местах, где не бомбят. Вам надо положить ребенка в больницу. Дальше везти его нельзя.
Наде хотелось подышать свежим воздухом. Она вышла на палубу. Баржа плыла вдоль высокого берега. Лиственные леса сменялись сосновыми. Здесь все леса, полей не видно. Деревни тоже редко показывались.
— Через час пристанем. Приготовьтесь к высадке — кричали матросы.
Словно улей, зажужжал трюм. Матери укладывались, звали разбежавшихся детей, искали потерянные вещи. Баржа ткнулась, наклонилась на борт, замерла.
— Сходни давай!
— Подождите, не торопитесь! Выходите по одиночке!..
Но людей остановить невозможно. Всем хотелось скорее вырваться из темного трюма на свет и воздух. Весело прыгали дети по зеленой траве.
Приехавших встретили заботливо. Вскоре пришли автобусы. В них все, кроме Платоновых, разместились и уехали на станцию железной дороги.
Геню положили в больницу.
— У него воспаление легких. Придется вам здесь задержаться недели на три, — сказал местный врач.
Дарья Васильевна нашла комнату на окраине города, вблизи больницы. Хозяйка, одинокая старая женщина, охотно приютила их. После утомительного, опасного пути так приятно было лежать на душистом сене, вытянув ноги.
Мать скоро нашла себе работу на огородах. Девочки ей помогали. Месяц прошел незаметно. Геня поправился. Матери хотелось остаться:
«Здесь все же недалеко от родных мест», — думала она.
Но фронт приближался. Фашисты наступали. Пришлось переселяться дальше.
Ребята радовались возможности поехать по железной дороге.
И вот — они в поезде, уходящем на север. Все дальше и дальше от своей деревни. Геня и Валя не отходят от окна. Им все ново. Незнакомые места люди. Все необычайно, захватывает. А как шумно на станциях! Надя, придерживая рукой Геню и Валю смотрела из окна вагона. На соседнем пути — воинский поезд. Он двигается в противоположную сторону.
— Туда, на фронт. А мы едем на север, — объясняет Надя. Думы ее далеко. Она смотрит на выскочивших из вагона солдат. Где-то папа?..
Военный состав двинулся дальше. Он очень длинный.
— Сколько пушек! — кричит Геня.
Грохот проходящих платформ заглушает слова. Мальчик все спрашивает, а старшая сестренка только кивает головой. Расслышать его нельзя.
Надя до сих пор ничего не видела, кроме своей деревни да маленького районного города. А за этот месяц сколько километров она проехала! Девочка увидела богатства родной страны, ее необъятные просторы. Надю радовало отношение людей. Они не были чужими, равнодушными, старались чем-нибудь помочь…
А колеса поезда стучат и стучат. Вот и станция где им надо выходить. Проводник помог Дарье Васильевне высадить ребят, подал вещи. Короткий свисток — и поезд ушел дальше.
Мать и трое ребят одиноко стоят на платформе маленькой станции. Уже вечереет. Зябко, мокро. Холодный ветер треплет легкие пальтишки.
— Подождите здесь, — говорит мать, направляясь к станционному домику. Трое ребят сидят на чемодане, прижавшись друг к другу. Наде кажется, что здесь, в незнакомом месте, они совсем, совсем одни…
Раздались чьи-то голоса. В темноте мелькнул огонек фонаря. Мать в сопровождении двух женщин подошла к детям. Забрали вещи, Геню взяли на руки.
— Идите, девочки, за нами!
И как-то очень скоро дети оказались в натопленной избе. Широкие лавки вдоль стен. Большой, до блеска вымытый стол. На нем — караваи, прикрытые белым полотенцем. Пахнет свежеиспеченным хлебом.
Хорошо сидеть в теплой светлой избе. Женщины кормят мать и озябших детей горячей картошкой, молоком. От усталости и пережитых волнений трудно есть. Глаза ребят слипаются. Их раздевают и
