Глава 4
Андрей вышел из машины и зажмурился от больно резанувшего по глазам яркого света. Он слышал, что солнце — это мощный источник энергии, в одночасье накрывающий светом большую часть планеты, но что будет так ярко, так ослепительно больно для глаз и не упасет даже темный материал криокупола с вшитыми в него пластинами из огнеупорных сплавов, он предположить никак не мог. После стольких лет пребывания во тьме, его глаза, никогда не видевшие иного освещения, кроме лампового, не могли привыкнуть к естественному, природному свету.
И зачем только в нем окон еще понаделали, недоумевал Андрей, ведь и так просвечивается как марля?
Он стоял, держась за поручни трапа, минут пять, рассматривая за закрытыми веками разноцветную мозаику и почему-то вспоминая безразлично-отвлеченное выражение лица Крысолова, когда тот стоял за спиной Тюремщика.
— Сейчас привыкнешь, — услышал он знакомый голос. — Я тоже долго привыкал.
Сашка.
— Где все? — уловив лишь отзвуки шипящего пылью ветра, спросил Андрей, опустив голову и часто- часто захлопав ресницами, словно от попавшей в глаза мыльной воды.
— Старшаки на совещании у Кирилла Валериевича. Другие отсыпаются. Я вот тоже иду — заступаю через три часа, сразу после тебя.
— Слышь, — прекратив моргать и чуть приоткрыв глаза, несмело позвал Андрей, когда Саша уже собрался уходить, — а как эти мерзлые… ну, в общем, когда они покинули нас?
— Не знаю, я ведь тоже вырубился, — понизил голос Саша, будто поведал о чем-то крайне постыдном. Андрею даже показалось, что щеки у того зарумянились, как у смущенной непристойным вопросом девицы. — Эта бредятина прикоснулась ко мне. Почти прошла сквозь меня, представляешь? Просто очнулся я на минуту раньше тебя, вот и не засек меня Бешеный.
Андрей осторожно, но в то же время с некой решимостью приоткрыл глаза еще и посмотрел на своего нового друга. Совсем как на кровного брата, отхватившего у отца таких же люлей за вместе содеянное прегрешение. Ему хотелось с облегчением вздохнуть или даже броситься к нему с объятиями, найдя утешение в том, что не один он оказался таким «мнительным», как окрестил его Бешеный, но делать этого не стал. И не потому, что в последний миг почувствовал, как скупая на эмоции мужицкая жилка стянула его чувства в тугой кулак, полностью уничтожив сопливые сентименты, а потому, что вдруг показалось ему, что рассмеется сейчас Сашка. Прямо в лицо ему рассмеется, не воспримет его эдакую своенравную дружескую участливость. Он ведь другой совсем, Сашка, не такой как он.
Андрей всегда знал его как шалопутного, хвастливого раздолбая и хулигана. Подчас ему даже сложно было понять, как так получилось, что этого абсолютно не поддающегося воспитанию заядлого спорщика, до посинения готового отстаивать свое нередко абсурдное мнение, доводящее некоторых педагогов в школе до бешенства, вообще приняли на военную службу? А уж то, каким чудом Саша умудрился пройти отборочные тесты, озадачивало не только Андрея — ведь не скрывай он присущей всем малолетним хулиганам дерзости, излишней уверенности в себе и склонности к фолу, ни один проводящий отбор учитель не поставил бы штамп одобрения в графе «военная служба». Ведь было много случаев, когда боец посредством лишь понтливости и напускной смелости заверял учителей в своей готовности к строевой службе, а в самый ответственный момент покидал заставу, бросив оружие и оставив товарищей на растерзание прорвавшихся в шлюз тварей. А на поверхности? Туда же выходят, в основном, малыми группами — два, три, четыре человека. И если один из них окажется психически нестойким в условиях постоянной и явной угрозы. Что тогда? Что делать, когда он с перепугу начнет палить во что попало и бежать куда глаза глядят?
Именно для того, чтобы подобных случаев можно было избежать, были написаны десятки разнообразных тестов, чтоб как можно скрупулезнее выбирать тех, чья нервная система способна будет справляться с той жуткой дозой адреналина, что будет впрыскиваться в кровь чаще, чем способно биться сердце.
Хотя, если говорить начистоту, Андрей, вспоминая крайний наряд на «северке» и аномальные облака, в последнее время себя считал тоже не особо стойким, а потому сомнения относительно Рыжего как-то затерялись в его собственных.
— Я это… — выдавил он из себя, наконец раскрыв веки полностью и почувствовав, что свет уже не так больно режет по глазам. — А где мы сейчас?
— Березань. — Саша потоптался на месте и уселся на железную ступень, многозначительно цокнув языком.
Андрей последовал его примеру и также опустился рядом, обняв гудящую голову руками.
— Далеко от Киева?
— Да не-е-ет, — отмахнулся он и, выронив на ступень какие-то деревянные бусы, нанизанные на короткую нитку и пошарив свободной рукой у себя за пазухой, достал сложенную в несколько раз карту. Старую, затертую, обкусанную по краям, выпачканную грязью и местами сбрызнутую мелкими коричневыми пятнышками. Словно не карту киевской области, а карту, на которой отмечено месторождение золота, за которую люди готовы резать друг другу глотки. — Смотри, здесь вот мы, — он ткнул пальцем в неправильной формы оранжевый овал, изрезанный белыми полосами вдоль и в поперек. — Вообще ерунду проехали.
— А Харьков где? — пошарив взглядом по карте, спросил Андрей.
— Поди узнай. У меня ж только такая карта есть.
Андрей не спрашивал, откуда тот ее вообще взял, ведь довольно дефицитная вещица. Зная природу такого типа людей, об этом несложно догадаться. Любивший забиваться на спор, играть на деньги в «земли», заранее зная, что так кидать ножом как он никто не умеет, одурачивать нерасторопных одноклассников в «трыньку», Саша добывал все трофеи одним и тем же способом. Выигрывал. Быть может, поэтому он прошел все тесты и сумел обвести вокруг пальца самого Крысолова, уж чей проницательный взгляд, казалось, похлеще рентгеноскопии просматривал насквозь каждую душонку, заглядывая даже в те темные уголки, куда спрятано самое сокровенное. Или, возможно, наоборот — как раз и разглядел в нем Крысолов того шулера, который сможет обмануть смерть, подобно некоторым легендарным сталкерам, годами разыгрывающими с ней одну и ту же партию в покер?
Так это или нет, узнать, конечно же, вряд ли когда-нибудь удастся, да и не об этом сейчас думал Андрей. Больше его интересовало другое.
— Как думаешь, за сколько дней мы до него доберемся?
— Не знаю, говорят все зависит от погодных условий и от того какой путь выберут.
— А что, их есть много?
— Вроде как два, я от Тюремщика слышал. Один типа магистраль через Полтаву, по ней будет быстро, а другой — проселочными дорогами, будет дольше, но вроде бы не так опасно.
— Не так опасно? — отвлеченно рассматривая свои изношенные, припавшие пылью рантовые сапоги, переспросил Андрей. — А разве бывают не опасные дороги?
— Не знаю, — повел плечом Саша, — может, и бывают, раз говорят. Они ведь сталкеры, им виднее.
— Сталкеры говорят? — механически переспросил Андрей и, вдруг сменив тему: — А ты хотел бы быть сталкером?
— Спрашиваешь еще, — горделиво вскинул подбородком тот. — Зачем же я вообще здесь?
— Думаешь, будет тебе тоже так фартить, как этим? — кивнул на кабину «Монстра», спросил Андрей.
— Может и будет, а нет — так нет. Все равно это лучше, чем всю жизнь грести коровий навоз, тягать пропашник или горбатиться вон в цеху.
— Знаешь, мой друг Олег…
— Я знаю, — перебил его Саша. — Он не прошел отбор, завалился еще на втором экзамене. Куда его
