танков Т-80, и остановившись именно возле единственной, кажущейся в компании старших братьев немного неуместной, БМП-1. Запрокинув автомат за спину, он подошел к ней и легонько, будто гладя зверя, провел рукой по броне, оставив след в пыли. Затем с особой бережностью принялся протирать рукавом фару. Он знал, что ему в спину с явным непониманием смотрят братья-сталкеры, гадая, все ли в порядке у него с головой, но остановиться не мог — все тер и тер, и лишь когда она засияла, словно вскрытая лаком, он вскочил на борт, поднял открытый люк и без раздумий залез внутрь.
Командир экипажа в лохмотьях обычного танкистского комбинезона сидел на месте оператора- наводчика, склонившись на бок. Из-под нахлобученного на глазные впадины тряпичного шлемофона выглядывала лишь небольшая часть пожелтевшего черепа и клок поседевших волос на затылке. В свисающей на пол правой руке он все еще держал пистолет, с помощью которого проделал дырку в виске, а в другой — фотографию. Наклонившись, Змей намеревался разглядеть того, кто на ней был запечатлен, но черви, поедавшие тело командира, превратили изображение на фото в неразборчивое, цветастое пятно, проложив по нему тысячи тонких бордовых дорожек. Сохранилась лишь надпись с обратной стороны: «Любимому» и дата — 12 мая 2016 г.
Не полностью отдавая себе отчет в действиях, Змей взял в руки валяющийся на полу шлемофон оператора-наводчика, разгладил, сбивая пыль, и, отложив свой шлем на пол, напялил его на голову. Кажется, его совсем не удивило, что в наушниках привычно послышался писк, обозначающий исправность радиосвязи, а потом послышался голос:
— Я больше так не могу… не могу… — заговорил кто-то на другом конце провода, часто дыша.
— Терпи, сынок, — сказал кто-то другой. — Скоро все закончится.
— Но ведь они… — первый, казалось, едва сдерживался, чтобы не заплакать. — Они ведь ни в чем не виноваты… За что их?
— Терпи, — повторил второй.
Из наушников донесся скрип люка и возня, кто-то кого-то пытался остановить, удержать, на мгновенье сталкеру даже показалось, что он услышал щелчок снимаемого с предохранителя пистолета, но попытка была неудачной.
— Да пошли вы все! — закричал кто-то, прежде чем люк скрипнул обратно.
— Сука! — прошипел второй голос. — Наводчик сбежал.
— Товарищ капитан, а может, нам всем? — с бренчавшей в голосе надеждой спросил первый, и теперь Змей понял, что этот голос принадлежал механику-водителю, его коллеге. — Может нам всем бежать? Мы все равно все уже трупы, так зачем мы это делаем? Это же люди…
В отдалении послышались хлопки выстрелов, много выстрелов, видимо, это открыли огонь с блокпоста, в эфир ворвались крики людей, заглушившие и дальнейший разговор водителя с командиром, и громыхание пулеметов. В единую сонорную спираль вплелись и вопль матери, склонившейся над умирающем ребенком, и гортанный рев потерявшего всю семью мужчины, и произносимая старческим голосом мольба о помиловании, и отчаянное воззвание к разуму, но в большей части проклятия… сами проклятия…
А потом все оборвал выстрел, совсем близко. Некоторое время в эфире была полная тишина, и лишь несколькими секундами позже стали слышимыми слова Отче наш. Произносивший не знал всех слов молитвы, а поэтому останавливался и начинал снова, пытаясь говорить без заминок. А когда он закончил, вместо «аминь» в наушниках грянул еще один выстрел.
Кирк с братом уже было решили, что со Змеем что-то неладно, и выбрасывали на пальцах, кто полезет проверить, как вдруг в проеме башни возник торс механика «Бессонницы». В его глазах застыло спокойствие; в охапке он держал снаряды.
Прохаживаясь взад-вперед по крыше «Икаруса» и внимательно поглядывая по сторонам, Коран вдруг услышал тихий всхлип. Встряхнув головой, он остановился и прислушался. И всхлип повторился. А потом появились голоса: приглушенные или шепот. Кто-то тихо с кем-то переговаривался, кто-то плакал, кто-то пытался утешить, подбодрить, кто-то осуждал чьи-то действия, а кто-то тихо матерился, но ему никто не претил. Голоса однозначно доносились из отверстия для люка в крыше. Коран несколько раз проходил мимо него, и даже однажды заглянул внутрь, украдкой осветив салон и убедившись, что кроме лежавших в проходе и сидящих на креслах человеческих останков, в автобусе не обитает никакой мутант.
Но голоса заставили его приблизиться к отверстию в крыше вновь. Встав на одно колено, Хаким направил автомат в салон автобуса. Все оставалось на своих местах, но голоса стали громче. Ничего не понимая, он встал на четвереньки, и хотел было всунуть голову в отверстие, как вдруг тонкий ржавый металл под ним коротко скрежетнул и провалился. Хаким, даже не успев протянуть руки, чтобы ухватиться за уцелевший край крыши, грохнулся вниз, в лежащие на проходе кости. Тут же вскочил и в панике принялся отряхиваться то ли от пыли, то ли от ощущения, что прикоснулся к останкам, пока не заметил… что на него удивленно глядят пассажиры.
Молодая женщина, что-то шепча, тянула к нему руки. В ее глазах читалось моление о помощи. Пожилой мужчина на соседнем месте, с застывшей в повлажневших глазах грустью отвел взгляд, не желая встречаться взглядами с Кораном. Мальчик, лет пяти-шести, выглядывал из-за подголовника переднего ряда сидений. Он выглядел измученным и уставшим, но на укрытского погранца смотрел с чаяньем, будто тот нес всем им избавленье.
Хаким прошел вперед, стараясь не прикасаться ни к сиденьям, ни к сидящим в них людям, и увидел в лобовом стекле блокпост. До первого шлагбаума и выложенных зигзагом плит, автобус не доехал всего каких-то десяток метров. Впереди — лишь небольшой седан, казалось бы подтолкни, — и ты уже выехал из Киева. Но ощетинившийся пулеметными стволами блокпост, пятью мощными прожекторами заливающий слепяще-ярким, белым светом и машины, и заполнивших пространство между ними людей, навсегда отрезал мысль о спасении.
Люди возбужденно кричали что-то в адрес обороняющих шлагбаум солдат в скрывающих лица костюмах ОЗК, но те застыли безмолвными истуканами, направив на них оружие.
Вот, пронзительно закричал какой-то мужчина, призывая остальных к взятию блокпоста штурмом, и толпа из двадцати-тридцати человек бросилась за ним. Над головой он держал бутылку с торчащей из горлышка зажженной тряпкой, но в то же мгновенье грянувший одиночный выстрел свалил его с ног. Выскользнувшая из рук бутылка разбилась о плиту, и та вспыхнула ярким пламенем. Бегущие за ним люди на миг застопорились, будто испугавшиеся огня дикие звери, но потом, грозно закричав, ринулись на пулеметные расчеты.
Стрекот автоматных очередей и звонкое громыхание пулеметов заставили Корана пригнуться, а потом и вовсе залечь, накрыв голову руками. Пули дырявили громоздкое тело автобуса, по несчастию вставшего перед самим шлагбаумом, словно дробью, впиваясь в тела пассажиров, потроша их вещи, окрашивая салон в красный цвет.
— Какого хера ты тут разлегся?! — закричал кто-то на ухо и Коран только сейчас осознал, что так и лежит, упав с проломившейся крыши. Кто-то, не давая времени на то чтобы окончательно придти в себя, схватил его за руку, поднял и вытолкнул через разбитое окно на асфальт.
— Беги-и-и! — закричал над ухом кто-то другой, таща его, словно обмороженного, за рукав.
Сзади раздался взрыв. Затряслась под ногами земля. Затем еще один и еще. Часть бетонной конструкции, размером с присевшего мизерника пронеслась прямо у него над головой. Дождь из металлических обломков и бетонного крошева загрохотал по крышам машин. Колесо какого-то грузовика с частью полуоси ударилось в клин стоящего в отдалении «Чистильщика» с такой силой, что, казалось, могло оттолкнуть громадину назад.
Но, к счастью — если не считать нескольких ушибов на тощем теле Шпиля и полные пазухи бетонной крошки у всех четверых, — все обошлось. Слегка задурманенным себя чувствовал разве что Коран, но беспокойства он не испытывал. Он словно никак не мог отойти от смыслового сна. А когда Змей предложил ему отхлебнуть из фляги, прошептав на ухо: «Дорога — она ведь живая, она все помнит; это всего лишь воспоминания», на душе его и вовсе стало спокойно.
Глава 6
