ведущую к аскетизму, обычно в наказание за прошлое потворство своим желаниям, чтобы их полностью искоренить и обуздать уходящую энергию, которая ищет средство выражения в уме и чувствах. Другими словами, тапас обычно означает стремление к Реализации посредством епитимьи и аскетизма. В случае Шри Бхагавана элементы борьбы, епитимьи и насильственного сдерживания полностью отсутствовали, так как ошибочное отождествление «Я» с телом и вытекающая отсюда привязанность к телу были уже разрушены. С его точки зрения не было даже и аскетизма, ибо он полностью прекратил отождествлять себя с телом, подвергавшимся аскезе. Он подразумевал это в более поздние годы, говоря: «Я не ел, и поэтому они говорили, что у меня пост; я не разговаривал, и поэтому они считали, что я мауни». Все было очень просто: кажущаяся аскеза была не поиском Реализации, но результатом Реализации. Махарши совершенно определенно указывал, что после духовного Пробуждения в
доме своего дяди в Мадурае уже более не было садханы (поиска или стремления).
Поэтому также Шри Бхагаван не был и мауни в общепринятом смысле — соблюдающим обет молчания ради изоляции себя от окружающих. Не имея мирских потребностей, он просто не нуждался в речи. Кроме того, объяснял Махарши, встреча с одним из мауни подсказала ему, что молчание
