Преодолевая уличные пробки, Маджид отвез нас туда, где оказывали скорую помощь. Мы вошли внутрь. Страшная грязь и невообразимый беспорядок поразили нас, но выбора не было.
Муди отвел доктора в сторону и сказал ему, что он сам доктор из Америки и что его дочери нужно наложить швы. Тот пригласил нас в процедурный кабинет и в порядке профессиональной этики обязался выполнить все бесплатно. Махтаб судорожно держалась за меня, пока доктор изучал рану и готовил инструменты.
– У них есть здесь какие-нибудь обезболивающие средства? – спросила я с недоверием.
– Нет, – ответил Муди. Я вся сжалась.
– Махтаб, ты должна быть мужественной, – сказала я.
Она расплакалась при виде иглы. Муди рявкнул на нее, чтобы она замолчала. Мускулистым плечом он удерживал ее на столе. Она изо всех сил сжимала мою руку. Попавшая в капкан отцовских рук, отчаянно всхлипывая, Махтаб продолжала бороться. Я отвернулась, когда игла впивалась в ее тельце. Каждый крик, раздававшийся в маленьком процедурном кабинете, разрывал мое сердце. Мной овладевала ненависть. Ненависть к Муди, который привез нас в это пекло. Процедура длилась несколько минут. Никто не страдает больше матери, которая беспомощно смотрит на мучения собственного ребенка. Я бы хотела перенести эти страдания вместо Махтаб, но не могла. Мне было плохо, я вся покрылась потом, но ведь это Махтаб переносила физическую боль. Я ничем не могла помочь, кроме как держать ее за руку.
Наложив швы, иранский доктор выписал рецепт на противостолбнячный укол, вручил Муди.
Мы уехали. Махтаб всхлипывала на моей груди, а Муди объяснил, что нас ждет: нам следовало найти аптеку, в которой продавали противостолбнячную сыворотку, а потом поехать в другую клинику, где сделают эти уколы.
Я не могла понять, почему Муди хотел работать по специальности здесь, а не в Штатах. Он раскритиковал своего иранского коллегу, сказав что имея инструменты, он зашил бы рану Махтаб намного аккуратнее.
Когда мы вернулись в дом Амми Бозорг, силы Махтаб были на исходе и она сразу же погрузилась в беспокойный сон. Мне было ее так жаль. Я решила следующие два дня, считая ее день рождения, во что бы то ни стало улыбаться.
Ранним утром, в день пятилетия Махтаб, мы с Муди отправились в кондитерский магазин, заказали огромный торт в форме гитары. По цвету и консистенции он напоминал американское желтое тесто, но был совершенно безвкусным.
– Почему бы тебе самой его не украсить? – предложил Муди.
У меня к этому был особый талант.
– Не могу, нечем.
Обескураженный Муди похвалился кондитеру:
– Она умеет декорировать торты!
Тот неожиданно спросил по-английски:
– Вы бы хотели здесь работать?
– Нет, – испугалась я.
Я не хотела в Иране даже слышать об этом.
Мы вернулись домой и стали готовиться к приему. Должно было прийти более сотни родственников, хотя некоторым для этого пришлось освобождаться от работы. Амми Бозорг вертелась на кухне, стряпая что-то вроде салата из курицы. Из горошка она выложила на салате имя Махтаб по-персидски. Дочери Амми Бозорг укладывали на блюдах кебаб, куски холодной баранины, белого сыра, живописно украшая все это овощами и зеленью.
Мортез, второй сын Баба Наджи и Амми Бозорг, пришел помочь нам. Он привел свою жену Настаран и годовалую девочку Нелюфар, милое создание с живым взглядом и добрым сердечком. Махтаб играла с ней, а Мортез и Настаран украшали холл шариками, серпантином и цветной фольгой. Махтаб уже забыла о вчерашнем шоке и все время просила позволить ей раскрыть подарки.
Стали собираться гости. Глаза Махтаб расширялись, когда она смотрела на все растущую гору подарков.
Мортез, Настаран и Нелюфар вышли и через какое-то время вернулись с сюрпризом – тортом, точно таким, что заказали и мы. В то же самое время Маджид принес из кондитерского магазина наш торт. Два торта-близнеца оказались счастливой случайностью, потому что, как только Маджид вошел с нашим тортом, Нелюфар радостно бросилась к нему. Торт упал на пол и, к отчаянию Маджида и Нелюфар, перестал существовать.
По крайней мере, один торт нам все-таки остался.
Маммаль открыл праздник. До сегодняшнего дня мне казалось, что в Иране любой смех противозаконен. Однако все семейство по-настоящему веселилось на дне рождения нашей дочери.
Пение продолжалось более получаса. Маммаль и Реза резвились с детьми. Потом, как по сигналу, двое взрослых мужчин бросились на гору подарков и начали срывать с них упаковки.
Махтаб не верила своим глазам. Слезы струились по ее лицу.
– Мамочка, они открывают мои подарки! – произнесла она.
– Мне это не нравится, – сказала я Муди. – Пусть она сама распаковывает то, что ей подарили.
Муди что-то сказал Маммалю и Резе. Они неохотно позволили Махтаб открыть несколько пакетов, но не более того. Муди объяснил мне, что в Иране всегда мужчины распаковывают подарки детям.
Разочарование, которое вначале испытала Махтаб, быстро прошло, когда она увидела свои сокровища. Она получила массу иранских игрушек: симпатичного бело-розового ангела, мяч, спасательный жилет и надувное кольцо для игры в бассейне, смешную лампу с шариками, множество платьиц, а еще куклу.
