Зия Хаким сердечно пожал мне руку.
Он был одним из тех многочисленных молодых родственников мужского пола, которых Муди именовал общим титулом «племянники». Малюк, сестра Зии, была женой Мостафы, третьего сына старшей сестры Муди. Мать Зии была сестрой матери Муди, а отец был братом его отца, а может, наоборот. Определение «племянник» было самым удобным.
Зия, взволнованный встречей со мной, американской женой Муди, поприветствовал меня на вполне приличном английском языке.
– Я так рад, что ты приехала, – сказал он, – мы так давно ждали этого!
Он подхватил Махтаб на руки и осыпал ее поцелуями.
Это был интересный мужчина с характерными восточными чертами лица и пленительной улыбкой. Его обаяние и изысканность манер сразу бросались в глаза. Каштановые волосы Зии были модно подстрижены, костюм хорошо скроен и элегантен, рубашка с расстегнутым воротом отглажена. От него веяло свежестью. Я так надеялась, что семья Муди будет именно такой.
– Как ты пробрался сюда? – спросил Муди.
– У меня здесь работает друг.
Лицо Муди просветлело. Он с опаской достал из кармана наши американские паспорта.
– Что с ними делать? – спросил он. – Нам бы не хотелось, чтобы их конфисковали.
– Я все устрою, – ответил Зия. – У тебя есть какие-нибудь деньги?
– Да.
Муди отсчитал несколько банкнотов и подал их Зии вместе с нашими паспортами.
– Встретимся после прохождения контроля, – сказал Зия и растворился в толпе.
Но даже Зия, как оказалось, не был в состоянии ускорить проверку багажа. Мы стояли в этом изнуряющем пекле более трех часов, сначала ожидая багаж, а потом в нескончаемой очереди таможенного контроля. Махтаб вела себя спокойно, хотя я знала, что ее терпение на исходе. Наконец мы у заветной цели: впереди Муди, за ним я, Махтаб и коляска.
Таможенник тщательно проверил каждую вещь багажа, задержавшись у чемодана с лекарствами. Начался диалог по-персидски. Муди объяснил мне, что сказал таможеннику: он врач и привез эти лекарства в дар местному медицинскому центру.
Таможенник продолжал задавать все новые вопросы. Муди вез бесчисленное количество подарков для семьи. Каждый следовало распаковать и предъявить для осмотра. Сотрудник открыл наш чемодан с одеждой и наткнулся на кролика Махтаб. Это был ветеран наших путешествий. Он сопровождал нас в поездках в Техас, Мексику и Канаду. Уже в последний момент, когда мы выходили из дому в Детройте, Махтаб заявила, что не поедет в Иран без своего лучшего друга.
Таможенник разрешил нам забрать чемодан с одеждой и, к великой радости Махтаб, кролика, сказав, что остальной багаж отошлет нам после детальной проверки позднее.
Так, не обремененные грузом, спустя четыре часа после приземления мы покинули зал.
Муди тотчас же оказался в толпе людей в длинных одеждах и накидках на голове. Более сотни родственников толпились вокруг, крича, плача, сжимая его руки, обнимая и осыпая поцелуями, целуя меня и Махтаб. Они засыпали нас с Махтаб цветами, потому что через минуту мы держали их целые охапки.
Зачем, собственно, у меня на голове этот идиотский платок? Волосы склеились, пот стекал по спине. Я подумала, что, должно быть, от меня исходит такой же неприятный запах, как и от них всех.
Муди расплакался от радости, когда Амми Бозорг обняла его. Тяжелая черная чадра не помешала мне узнать ее лицо, которое видела раньше на фотографиях. Такой крючковатый нос нельзя было спутать ни с каким другим. Эта широкоплечая женщина схватила брата в объятия так, словно хотела навечно оставить его при себе.
Анестезиолог и дипломированный остеопат, авторитетный специалист с годовым доходом около ста тысяч долларов в Америке, здесь Муди снова стал маленьким мальчиком для Амми Бозорг. Родители Муди, оба врачи, умерли, когда ему исполнилось всего шесть лет, и сестра вырастила его как своего сына.
Наконец Муди познакомил нас. Она бросилась ко мне, крепко обнимая. Нос у нее был такой большой, что казался искусственным. Он торчал на лице ниже зелено-карих глаз, блестящих от слез. Потом Муди представил мне мужа сестры, Баба Наджи, пояснив, что это имя означает «отец, который побывал в Мекке». Хмурый, невысокого роста мужчина, одетый в мешковатый серый костюм, брюки которого почти закрывали каблуки полотняных туфель, он не обмолвился ни словом. Его глубоко посаженные глаза на морщинистом лице избегали моих.
Вдруг я почувствовала, как на плечи упала тяжелая гирлянда цветов. Видимо, это был какой-то сигнал, потому что все как один бросились в сторону стоянки автомобилей. Они мчались наперегонки к одинаковым маленьким белым угловатой формы машинам и начали втискиваться в них по шесть, восемь и даже двенадцать человек. Отовсюду торчали руки и ноги.
Муди, Махтаб и меня торжественно проводили к почетному автомобилю, большому «шевроле» бирюзового цвета и усадили на заднее сиденье. Впереди села Амми Бозорг с сыном Хусейном, которому, как старшему наследнику по мужской линии, предоставили честь везти нас. Зухра, старшая незамужняя дочь, села между матерью и братом.
В убранной цветами машине мы ехали из аэропорта впереди шумной кавалькады. Вскоре обогнули огромную башню Саид. Серая, отделанная бирюзовой мозаикой, она сверкала в полуденном солнце. Муди рассказал мне, что Тегеран был известен этой удивительной башней, которая, как страж, несла вахту в предместье столицы.
На скоростной магистрали Хусейн заставил старый «шевроле» разогнаться до восьмидесяти миль в час, что было пределом его скорости.
Вдруг Амми Бозорг повернулась и вручила мне пакет. Это было что-то тяжелое, красиво упакованное. Я вопросительно посмотрела на Муди.
