В отчаянии, не помня себя от страха и проклиная исламский закон, лишавший меня доступа к собственной дочери, я вернулась к посольской машине.
– Они не отдают мне Махтаб, – заплакала я. – И не хотят ехать в полицию.
– Что вы намерены делать? – спросила Хэлен.
– Не знаю.
Слова «полиция» и «исламское законодательство» звенели у меня в ушах. Если уж ханум Шахин столь законопослушна, то чего же тогда ждать от полиции? Ведь полицейские – мужчины. Теперь я не сомневалась – поход в полицию будет означать, что я навсегда потеряю Махтаб. Этого я допустить не могла, пусть бы мне и пришлось рисковать ради этого собственной жизнью. Могу ли я рассчитывать на то, что Махмуди остынет и не приведет в исполнение свои угрозы; доживу ли я до завтрашнего дня? Есть ли у меня выбор?
Хэлен и мистер Винкоп старались помочь мне сохранять здравомыслие. Им был понятен мой страх перед полицией. Он имел под собой основания. Кроме того, они опасались за мою безопасность и за безопасность невинного пятилетнего существа, оказавшегося в этой чудовищной мясорубке.
Размышляя вслух, я рассказала им о мисс Алави и об ее замысле – просить брата нелегально вывезти нас с Махтаб в Пакистан.
– Это вполне реально, – сказала я. – Вероятно, мне надо просто подождать и посмотреть, что будет дальше. А вдруг таким путем нам удастся выбраться из страны.
– Вы с ума сошли, – мягко произнесла Хэлен. – Идите в полицию. И уезжайте из страны официально. Оставьте Махтаб здесь.
– Ни за что! – воскликнула я, вновь поразившись черствости Хэлен.
Хэлен была отзывчивым человеком и вовсе не хотела причинить мне боль. Я вспомнила, что хоть она и армянского происхождения, но родилась в Иране. И с детства впитывала в себя другую философию. Она считала, что ребенок действительно принадлежит отцу. Мои материнские чувства были ей просто непонятны.
– Так вы не поедете в полицию? – спросил мистер Винкоп.
– Нет. В противном случае я никогда больше не увижу Махтаб.
Дипломат глубоко вздохнул.
– Ну что ж, – сказал он. – Пока мы ничего больше не можем для вас сделать. Думаю, нам следует поговорить с вашими друзьями.
Я вызвала на улицу Эллен и Хормоза.
– Вы можете ей помочь? – осведомился у них мистер Винкоп.
– Да, – ответил Хормоз. – Одну мы ее не бросим. Мы дождемся возвращения Махмуди. Потом отвезем Бетти и Махтаб к нам домой и позаботимся об их безопасности. Они будут оставаться у нас до тех пор, пока эта проблема не решится.
Сейчас все несколько успокоились. Эллен и Хормоз по-своему, по-ирански, проявляли участие. Хэлен и мистер Винкоп дали мне номера своих домашних телефонов и просили немедленно звонить в случае каких- либо осложнений, затем они уехали.
Я, Эллен и Хормоз ждали возвращения Махмуди, сидя в машине. Вдруг Хормоз сказал:
– Мы решили, несмотря на наш мусульманский долг, ничего не говорить Махмуди о людях из посольства и о твоих планах. Во всяком случае, пока. Но ты должна обещать, что больше ничего не предпримешь.
– Спасибо, – прошептала я. – Обещаю, что если Махтаб будет со мной, то я останусь в Иране. Даю слово, что не попытаюсь бежать.
Я бы могла поклясться и на Коране.
Незадолго до полудня к школе подкатило такси, и из него вышел Махмуди. Он тут же увидел нас в машине Хормоза.
– Зачем ты их в это втянула? – заорал он.
– Это не она, – вмешался Хормоз. – Она как раз не хотела, чтобы мы приезжали, мы сами настояли.
– Неправда. Это она вас сюда притащила. Она вовлекает вас в наши дела.
В отличие от Маммаля и Резы, которые не осмеливались перечить своему даби джану, Хормоз не испугался Махмуди. Он был моложе, сильнее, крепче, и оба они знали, что если дело дойдет до драки, то победителем выйдет Хормоз. Но он предпочел прибегнуть к дипломатии.
– Берите Махтаб и поехали к нам, у нас все и обсудим, – предложил он.
Видя, что в данный момент я нахожусь под покровительством Эллен и Хормоза, Махмуди, подумав, согласился.
Мы пробыли у них до вечера; Махтаб сидела у меня на коленях, свернувшись калачиком и прижавшись ко мне, она испуганно внимала тираде Махмуди. Он жаловался Эллен и Хормозу, что я отвратительная жена. Ему следовало бы развестись со мной давным-давно. Сетовал, что я ненавижу аятоллу Хомейни – факт вполне объяснимый – и что я агент ЦРУ – смехотворность этого заявления доказывала, до какой степени он не в своем уме.
Сейчас, когда я могла ему ответить, я решила не упускать случая.
– Меня от него тошнит! – прохрипела я. – Он ведь хочет остаться в Иране лишь потому, что никудышный врач. – Я знала, что это не так – Махмуди прекраснейший доктор, – но мне хотелось ему досадить. – Из-за его некомпетентности его вышвырнули из алпинской больницы, – продолжала я. – На него то и дело подавали в суд за профессиональную небрежность.
