обстановку, Дмитрий скомандовал общее контрнаступление.
Я вывел свой полк за частокол. За минуту солдаты построились в две четырехшеренговые линии. Недаром мы муштровали их ползимы, а потом всю весну водили в рейды. Над рядами взметнулось черное знамя с косым крестом. Размеренным шагом мои бойцы двинулись на сближение с противником. Я с ротой конных разведчиков двигался на правом фланге. Изрядно прореженные полки годуновцев попятились, кто- то в панике бросился к переправе. Слышу в наушнике голос Гарика: «Мы пошли!»
Ну, понеслась! Даю сигнал свистком. Четыре залпа первой линии, перестроение. В рядах противника зияют бреши, возле переправы уже настоящее столпотворение. Сигнал, и вторая линия бегом бросается в атаку. До врага уже пятьдесят метров, четыре залпа и удар в штыки. Годуновцы не выдерживают и бросаются в бегство. Но бежать особо некуда – позади река. С переполненного моста десятки человек падают в воду. С берега тысячами бросаются вплавь. Но еще держится конный полк под личным командованием Скопина-Шуйского. Только один этот полк по численности больше моего раза в два. Но моих бойцов сегодня не удержать. Пехота с разбегу врезается в ряды конников. Подоспевшая первая линия открывает беглый огонь. На всадников жалко смотреть – они гибнут сотнями. Я отдаю приказ вестовому, и через три минуты из лагеря на рысях прибывает десятипушечная батарея. Но ее помощь уже не нужна – строй годуновцев прорван. Мои солдаты орудуют штыками на мосту. Направляю в прорыв резервный батальон. Армия князя Михаила разрезана пополам. Орудия разворачиваются жерлами на гигантскую массу прижатых к берегу людей. Пара залпов картечью, и по реке поплывут тысячи трупов. Но я пока не отдаю такой приказ. Это ведь тоже русские. Может быть, все-таки сдадутся. Интересно, а как дела на флангах?
– Переправа захвачена! Строй противника рассечен! – говорю я в микрофон. – Что там у вас?
– У меня полный порядок, – первым откликается Мишка. – Противник в панике бежит, я преследую!
– Не увлекайся особо, – советую я, – у них здесь народу как грязи, увязнешь!
– У меня небольшая проблема, – подал голос Гарик, – пошла рукопашная, а сломить врага никак не удается. Не хочу я зря бойцов губить. Серега, если есть возможность, помоги огоньком с фланга!
– Сейчас, Гарик, посылаю пять орудий и роту из резерва, – ответил я, отдав необходимые распоряжения.
А между тем на моем участке сопротивление полностью прекратилось. Годуновцы начали складывать оружие. Я послал взвод разведчиков поискать воеводу. Минут через пятнадцать Михаил Скопин-Шуйский был найден. Держался молодой военачальник молодцом, плечи расправлены, голова гордо поднята.
– Вы отлично сражались, но Бог сегодня на нашей стороне! – сказал я ему по-английски, принимая из его рук саблю.
– Вы, должно быть, и есть знаменитый барон Винтер? – тоже по-английски спросил воевода.
– Когда это я успел прославиться? – удивился я.
– Не скромничайте, барон, о ваших весенних походах уже слагают легенды. Вы умудрялись быть в двух местах одновременно!
– Это сильно преувеличено, как в любой легенде. На самом деле здесь со мной два брата.
– В таком случае я даже рад, что для меня эта война уже закончена. Сразу три отличных полководца против меня одного – это уже чересчур!
Когда с любезностями было покончено, я приказал отвести воеводу в свою палатку. Один из батальонов пришлось целиком привлечь для конвоирования многочисленных пленных. Отправленная на другой берег разведка донесла, что уцелевшие улепетывают со всех ног, даже не помышляя об отпоре. Получив это известие, я тут же приказал первому батальону переправляться. Два оставшихся были развернуты на фланги. Через час Мишка и Гарик сообщили, что противостоящие им войска частично уничтожены, частично рассеяны, но большая часть взята в плен. Теперь за фланги можно было не беспокоиться, и оба моих батальона тоже ушли на левый берег с приказом выдвинуться километров на пять в сторону Орла. Вскоре появились «братья» Винтеры. Они оставили по одному батальону для прикрытия флангов и привели к переправе свои основные силы.
Мимо нас с гиканьем и свистом проскакало несколько тысяч казаков и шляхтичей. Кажется, сегодня им так и не удалось помахать саблями. Кто по мосту, а кто вплавь переправившись на левобережье, они начали азартно грабить опустевший лагерь годуновцев.
В наших-то полках дисциплинка была на высоте. Перейдя реку, никто из солдат даже не посмотрел в сторону бесхозного имущества. Выслав разведку, выделив команды для сбора раненых, убитых и трофейного оружия, мы с друзьями расположились на маленьком холмике у дороги. Один за другим подъезжали вестовые с донесениями от наших комбатов. Для такого боя потери были невелики. Из пятнадцати тысяч первоначального состава трех полков мы потеряли 282 человека убитыми и 740 ранеными. В плен было взято больше десяти тысяч человек, и это количество непрерывно увеличивалось. О захваченных пушках, пищалях и саблях мы даже не стали слушать, для нас это был бесполезный хлам.
Решив отметить столь чудесную викторию, мы с друзьями достали бутылку армянского коньяку. Но не успели мы еще налить и по стаканчику, как нам сообщили о прибытии царевича. Подъехал Дмитрий, сверкая подаренными нами доспехами и белозубой улыбкой, в окружении ближайших сподвижников и сотни охраны. Будущий император раскраснелся от удовольствия и жаркого майского солнца. Радостно поздравив нас с победой, царевич мельком глянул в сторону разграбляемого лагеря и заметил, что нет у него воинов более умелых и надежных, чем мы. Я краем глаза заметил косой взгляд Мнишека, брошенный в нашу сторону. Кажется, мы нажили себе нешуточного врага. Ведь раньше наиболее надежной частью войска считалось несколько сотен польской и литовской шляхты, чьими представителями были Вишневецкие и Мнишек, а теперь у трона появилась новая сила, способная повлиять на решения молодого царевича.
Спонтанно начавшийся военный совет быстро принял решение организовать стратегическое преследование разбитого противника. Улучив минутку, я приватно посоветовал Дмитрию немедленно, пока люди не оправились от шока, вызванного поражением, начать обработку пленных с целью привлечь их на нашу сторону. Царевич согласился с моими доводами. Прекрасно зная его харизматическое обаяние, я не сомневался в успехе.
На следующий день большая часть пленных принесла присягу сыну Ивана Грозного, в их числе и Михаил Скопин-Шуйский. Все они были отданы под руководство Винтеров. Сам царевич со всей конницей, включая драгунов, ускоренным маршем двинулись на Москву, чтобы не дать возможности Годунову собрать новое войско. Пехота осталась на месте для переформирования. Нам с Горынычем пришлось хорошенько напрячь мозги, продумывая организационную схему новых подразделений. С одной стороны, нам не хотелось иметь малобоеспособное, аморфное войско. Но, с другой стороны, было бы ошибкой нарушить сложившийся состав наших полков, направляя опытных бойцов в новые части. Пришли к такому решению: каждая рота ударного
