О как! Что бы это значило? А-а, кажись, знаю… Дурь. Укололись или накурились. Небось, молоденькая подружка решила улучшить «показатели» своего старшего товарища с помощью «допинга», а теперь дергается, что врачи обнаружат. Так-с, ну-ка, ну-ка… Ну, да ладно, кажется, голова не так уж пострадала, чтоб он до утра не дожил. Сейчас, разберемся…
— Эй, браток. Сам-то встать сможешь?
— Попробую, — голос звучит глухо и неразборчиво, но говорит мужик осмысленно. И то хлеб.
— Давай-ка, друг, помогу. Вот так. Молодец. Ну что, такси вам поймать? Бабки-то есть?
— Нет, нет, такси не нужно, — снова влезает в разговор девица. — Мы сейчас, отсидимся и пойдем.
Миленько. Просто 'отсидимся и пойдем!' Что она плетет?
— Девушка, милая, вы ничего не напутали? Да ведь ваш э… друг в таком виде, что вы дойдете до первого мента. А потом будете долго-долго объяснять, почему ходите в таком виде, что у вас за проблемы со «скорой» и еще много-много чего…
Она испуганно смотрит на меня, а потом тихо-тихо, почти на самой грани слышимости, спрашивает:
— Простите, вы ведь проживаете поблизости? Возможно, вы могли бы оказать нам гостеприимство?
После этих слов она снова впивается в меня своими фантастическими, лучистыми глазами. Да, таким глазам невозможно отказать…
— Что ж, барышня, прошу вас и вашего спутника проследовать за мной в мою скромную обитель, — по-моему, я довольно верно воспроизвожу ее странную речь. — Позвольте, сударь, предложить вам опереться на мою руку — я галантно, с максимумом издевки, протягиваю ладонь мужичку.
— Благодарю вас, сударь, — бормочет он, кажется на полном серьезе. Мать вашу, вас что — обоих по голове наподдали?
Ладно, пошли. Не очень быстро, но все же куда быстрее парализованных черепах и престарелых улиток, мы добираемся до моего подъезда. Девушка тащит в руках значительных размеров портфель — не портфель, дипломат — не дипломат, а что-то громоздкое, вызывающее в памяти смутно знакомое слово «кофр». Она слишком бурно отреагировала на мое предложение помочь, и теперь тащит сама. Что там у нее? Золото-брильянты?
Я открываю дверь и широким жестом приглашаю неожиданных гостей. А мужичок-то еле стоит. Блин, надо попробовать ему хоть рану промыть.
— Давайте промоем вашу рану и попробуем ее как-то обработать…
— Что вы, что вы. Все прекрасно пройдет. Совершенно незачем беспокоить в такой час прислугу…
При этих словах я сам чуть не падаю на пол. Видимо в моем взгляде читается что-то такое, что мужичок испуганно умолкает.
— Вот что, любезный, — я подпускаю в голос металла, — у вас что — последние мозги вышибло? Ты чо, брателло, охренел? Какая прислуга в стандартной трешке? Ты что, роллс-ройс видел у подъезда, или девятиэтажку с особняком спутал? А, может, те кажется, что моя фамилия Алекперов? Или Чубайс? Так ни фига, орел!
Мои гости молча смотрят на меня как кролики на удава. Молчу и я. Как там говорилось в «Театре» Моэма? Пауза затягивается. Наконец мужичок выдавливает из себя:
— Простите, а какой сейчас год?
Вот так просто. Какой сейчас год! Наркота? Тяжелое сотрясение? Ну, положим… А у девицы? И вообще…
Только сейчас я, наконец, обращаю внимание на одежду своих нечаянных знакомцев. Черт возьми, если глаза не подводят… Да, нет, ерунда, такого просто не может быть! Ну, подумаешь, у девицы юбка макси, а мужик — в тройке, с часовой цепочкой поперек пуза. И прическа у девушки — м-да, вот это прическа… И ридикюль серебряный… Но так же не бывает!
— Простите, господа, но вы-то сами из какого времени?
— Какой сейчас год? — упрямо спрашивает меня мужчина.
Девушка смотрит своими лучистыми глазами прямо мне в душу и тоже спрашивает:
— Какой сейчас год, умоляю?…
— Ну, 2004-ый…
Девушка охает и замирает мышкой. Мужчина тихо оползает вниз по стене, бормоча:
— Девяносто лет, боже мой, девяносто лет…
…Мы сидим за столом на кухне. Я сварил своим гостям кофе, достал припрятанную бутылку с настоящим, привезенным из Армении, коньяком. И вот уже битый час я пытаюсь поподробнее узнать особенности быта путешественников по времени…
— …Все-таки, Леонид, я совершенно не в состоянии понять: как же это у Вас получилась такая ошибка? Все же девяносто лет — это почти целый век.
— Видите ли, Олег, это вопрос не ко мне. Я всего лишь историк, так же как и Светлана. За бесперебойное и правильное функционирование оборудования отвечает целый штат людей, которые в прошлое — ни ногой!
— Это как с полетами в космос, — говорит Светлана. — Корабль готовят к полету тысячи людей, за полетом следят сотни, а участвуют в нем единицы.
Она объясняет мне терпеливо, как ребенку. Что ж, с высоты их времени, я действительно, если и не ребенок, то какой-нибудь дикарь с Андаманских островов — уж точно! Эх, вы — повелители времени! Чего ж с физподготовкой-то у вас такая лажа вышла? Я, конечно, не думал, что в будущем все будут обладать высокой боевой готовностью, но уж в прошлое-то, наверное, можно было заслать кого-то, кто хотя бы за себя постоять умеет?…
Ничего этого я им, разумеется, не говорю. Просто поднимаю рюмку с коньяком, потом делаю глоток кофе.
— И все-таки я никак не могу понять: чего вы так боитесь объяснить мне, что у вас произошло? — И, предваряя новые возражения, продолжаю — Ведь космонавт, хоть и не может исправить поломку, но почти всегда может объяснить, что у него сломалось, нет?
Леонид с неуклюже перебинтованной головой беспомощно смотрит на Светлану, потом начинает что-то путано говорить. Хотя я и не понимаю терминов, сыплющихся на меня как из рога изобилия, но чувствую, что он, мягко говоря, брешет. Еще несколько минут, а потом я интересуюсь:
— А что, судари мои, у вас так принято: врать без зазрения совести?
Леонид умолкает и делает глоток коньяку, запивает его кофе. Бляха муха, я ж курева-то так и не купил! От же, гадство: теперь и коньяк не в коньяк…
Видимо уловив мой мечущийся взгляд, Леонид вытаскивает из кармана кожаный портсигар.
— Олег, вы не возражаете, если я закурю? — и после моего кивка протягивает портсигар мне, — Угощайтесь.
Беру незнакомую толстую папиросу и с удовольствием закуриваю. Хороший табак. Сейчас таких не делают…
— Видите ли, уважаемый Олег, — его голос звучит как-то неуверенно, — мы, разумеется, знаем… ну, догадываемся, что у нас произошло, но вот рассказать вам… Вы уж поймите нас правильно: существуют некоторые этические запреты, не позволяющие нам рассказывать о себе абориге… жителям другого времени.
Спасибо, дорогие, уважили. Абориген, значит. Ну-ну.
— Знаете, милые потомки, что я вам скажу: вы у нас самые умные, самые прогрессивные, самые этичные, вот только боевым искусствам вас, верно, и вовсе не обучают. А зря — мы, аборигены, свирепы, злобны и страшны. Чуть зазевался — ам! и сожрали. И изнасиловали!
— После того, как сожрали? — пытается хорохориться Леонид.
— Как получится, — я усмехаюсь. — Слушайте, товарищи потомки, у вас, что военные конфликты кончились? Слава Создателю, но что, у вас и преступников нет? И навсегда забыто благородное искусство облегчения ближнему встречи с хранителем райских врат?
