— Егор, — мой голос сладок, как мед, и вкрадчив, как поступь тигра. — Не скажешь ли мне, братец: кто вот эту песню сочинил?
— Дык, Александр Михалыч, государь, — бодро рапортует Шелихов.
— Рукавишников?! Ты чего это плетешь, дружище?!
— Так точно, ваше величество, — вступается за друга Махаев, — господин Рукавишников. Мы эту песню еще весной услыхали, и дюже она нам понравилась, но слова мы тогда не запомнили, а вот после нам Ерема записал…
Великий сочинитель казачьих песен — купец первой гильдии Рукавишников! Зашибись! Особенно меня умиляет припев, доставшийся этому варианту песни из замечательной кавээновской пародии. В сочетании с исходным текстом пародийный припев производит незабываемый эффект…
— Ну, хорошо, а казачки как эту песню узнали?
Егор, искренне не понимая, в чем он провинился, сообщает, что песню разучивали лейб-конвойцы, а тут родня нагрянула, вот и… Да нет, я не против. Слава Единому, что хоть не поют любимый «шЫдевр» Димыча «Нас не догонят…». Правда, Димыч исполняет сию балладу только сильно нагрузившись и к тому же заменяет предлог «не» известным русским словом из трех букв…
…Наступление на Питер продолжается уже третий день. Наши передовые части сбили охранение и заслоны противника, и теперь мы наступаем тремя войсковыми группами. По последним данным, 116-й Малоярославский и 65-й Московский полки, подкрепленные двумя казачьими полками, сломили сопротивление остатков 4-й пехотной дивизии и вышли на окраины Тосно. Георг Корфский, возглавив бригаду из тех самых Орловского и Елецкого полков, в которых три месяца назад сменились командиры и некоторые офицеры, наголову разгромил 9-й Бенгальский и 6-й Шотландский полки, с ходу взял Боровичи, выкурив англичан из укрепленных домов огнеметами, форсировал Мсту и двинулся на Тихвин. Если и дальше все пойдет, как запланировали Куропаткин и Духовский, то мы вполне можем обойтись без привлечения к активным действиям бронепоезда и новейшей батареи «московских львов». Сохранить их, так сказать, нетронутыми для возможного тесного общения с флотом ее величества.
Сейчас мой командный пункт расположился в районе станции Ушаки, что в десяти верстах от Тос-но. Связисты ежеминутно выдают новые сообщения от командующих группами генералов Алхазова[70] и Столетова.[71] Они сообщают, что наступающие части уперлись в заблаговременно подготовленную противником линию обороны. Только Алхазов под Гатчиной, а Столетов под Тосно.
— …Государь! Государь! Генерал Столетов на связи!
Судя по лицу связиста — положение не ахти. Я вхожу в вагон связи, бросаю привычное «Вольно» и беру телефонную трубку:
— У аппарата…
В трубке помехи. Но голос Николая Григорьевича слышится отчетливо:
— Ваше величество. После проведенной разведки боем мы четко установили — оборонительная линия «англичан» имеет глубокое эшелонирование и прикрыта тяжелой артиллерией. Наши броневики бессильны — противник учел опыт маневренных боев августа-сентября и прикрыл свои позиции глубокими рвами.
— Николай Григорьевич, а если обойти Тосно?
— Ну, во-первых, это практически невозможно — вокруг, на многие версты болотистая местность. Дорог мало. Пехота-то пройдет, а артиллерия нет. Да и как потом снабжаться, без железной-то дороги? И второе — оставлять в тылу такую мощную группировку, что держит сейчас оборону в Тосно, просто опасно! А для надежного блокирования у нас недостаточно войск.
Он еще что-то говорит, кажется, перечисляет какие-то номера частей, называет какие-то полки, но это уже все неважно. Важно то, что мы можем увязнуть в позиционных боях. А там и зима уже на носу. Конечно, потом мы подтянем полки из Киевского или Одесского военных округов, но сколько на это уйдет времени? Рискнуть Отдельным кавкорпусом, отправив его в дальний рейд по тылам противника? А чем потом успех развивать, а?..
— …Ваше величество, остается только одно — штурм! Дайте мне «Железняк» и батарею «Московских львов», и мы сровняем с землей укрепления «англичан»!
— …Государь, позвольте, — и жаркий шепот Димыча прямо в ухо: — Олегыч, ты только свистни, мы им быстро рыло начистим!
Димка, успевший за эти три месяца подняться из прапорщика-добровольца до капитана, флигель- адъютанта и натурального графа (титул пожалован ему на днях, «в ознаменование выдающихся заслуг перед государством и в связи с днем ангела»), вытанцовывает как пацан перед первым свиданием. Вот же душа неугомонная: воевать ему…
— Государь, — это уже Куропаткин, — я полагаю, что «Железняк» лучше соответствует данным обстоятельствам. Генерал Столетов сообщил, что пути целы и бронепоезд сможет беспрепятственно подойти к станции поближе, добавив к огню орудий огонь пулеметов. А за ним пойдет дивизион «медведей».
Вроде бы все верно, вот только предчувствие у меня какое-то нехорошее…
— Граф! — Димыч вытягивается во фронт. — Приказываю вам: подойти к Тосно и огнем «Железняка» принудить к молчанию вражеские батареи. Связь лично со мной.
Я приобнимаю Димку и выдыхаю ему в ухо:
— Ты это, давай, в общем… Полки у меня еще есть, а ты — один. Береги себя, братишка…
Он смотрит на меня несколько удивленно: с чего вдруг командир так расчувствовался. Потом лихо козыряет и уносится к своему бронированному чудовищу. Я выхожу на площадку, закуриваю и смотрю ему вслед. Нет, ну что-то все равно гложет душу…
Интерлюдия
Его светлость 3-й граф Лукан, маршал Бингхем возбужденно потер руки. Его гениальный замысел близился к осуществлению. Разведка доложила: бронированное чудище уползло от Uschaky, и теперь узурпатор остался практически без охраны. Его поезд охраняют только sotnya kazaks и взвод стрелков.
Жестом Бингхем подозвал адъютанта: