прошедшее с момента выхода из Питера время мне удалось немного выбить дурь, что завелась в его голове после общения с нашим обожаемым цесаревичем (ох, простите, уже императором!), но все-таки иногда в нем проскакивает этакое… вольнодумство. Что для человека военного — непростительно. Вопросительно смотрю на Евгения Ивановича, и тот едва заметно кивает. Мол, Эссен дело говорит.
— Хорошо, зовите! — обреченно машу рукой. Похоже, от неотложных дел не отвертеться.
В кабинет бодрым, почти строевым шагом заходит… мать моя, императрица!
— Да это же Шнирельман! — удивленно восклицаю я. — Мойша Лейбович, если мне не изменяет память?
— Так точно! — встав по стойке «смирно», рявкает бывший преподаватель электротехники в Гальваническом классе. Ничего себе выправка! Это кто же с ним так поработал? Неужели Димыч? Ведь я Шнирельмана в Стальграде оставил еще прошлой весной. В помощь Попову и Герцу.
— Какими судьбами, Мойша Лейбович? Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет! Вон креслице, — радушно предлагаю я.
— Благодарю, ваше высокопревосходительство! — чеканит Шнирельман, спокойно усаживаясь. А ведь при первой встрече, помнится, он при аналогичном приглашении едва на краешек стула присел — робел сильно. А теперь заметно, что человек исполнен чувства собственного достоинства. Да и по фигуре и лицу видно — окреп физически и морально. Возле рта жесткая складка залегла, глаза стали… как у снайпера в засаде.
— Как-то вы, Мойша Лейбович, по-строевому… Откуда таких манер набрались? — любопытствую я.
— В мае прошлого года записался в Стальградскую народную дружину! — огорошил меня Шнирельман. — Окончил подготовительные курсы, получил диплом пулеметчика.
— Ни хера себе! — вырывается у меня. — Ох, простите, господа! Да… это полезная школа жизни! А с чем к нам пожаловали?
— Вот письмо от его сиятельства графа Рукавишникова! — Мойша Лейбович протягивает мне небольшой запечатанный конверт.
— Александра Михайловича? Это когда он графом стал? — удивляюсь, проверяя целостность печатей. Хм, а символ на них какой-то странный — нечто, напоминающее микроскоп.
— В октябре прошлого года! — отвечает Шнирельман и, закатив глаза, цитирует: — В ознаменование выдающихся заслуг перед государством и в связи с днем ангела!
— Ну-с, посмотрим, что его сиятельство написать изволили… — достаю из конверта несколько листков бумаги.
«Превед, кроссавчегг!» — стоит сверху на первой странице. На секунду кажется, что реальность вокруг начинает мерцать. Но нет — показалось. Давненько ко мне таким образом не обращались! Ну, блин, Димыч и шутник! Впрочем — это отличная кодовая фраза. Сразу становится понятным — письмо действительно написано своим.
«Серега, ты в натуре крут, как вареное яйцо! Про твое пиратство все газеты мира пишут. Маладца! Но мы здесь тоже на жопе ровно не сидели. Подробности в хронологическом порядке на следующих страницах (с пятой по двенадцатую).
А пока слушай сюда: Мойша прибыл, чтобы обеспечить тебя прямой связью с Москвой! На зафрахтованном нами пароходе с проверенной надежной командой (не смотри, что немецком — это для отвода глаз), задекларированное как сельскохозяйственные машины, находится оборудование для монтажа радиотелеграфной станции. Мойша принимал в создании самое непосредственное участие и сам вызвался доставить ее тебе, смонтировать, проверить и настроить. Так что — до связи в эфире!
Эх, чуть не забыл! На страницах со второй по четвертую — кодовые таблицы. Это на всякий случай — никто нас не услышит, но вдруг…
Подпись: Димыч.
P. S. А сейчас сюрприз!»
Ниже нарисован смайлик. И что за сюрприз может быть круче прямой радиосвязи на девять тысяч километров? Даже в мое время такое было на грани фантастики, пока не появились спутники. Да и вообще — не побоялся Димка письмо с таким текстом через полмира отправлять?
Внезапно листок бумаги словно беззвучно вспыхнул у меня в руках, секунда — и на пол сыплется невесомый пепел. Вот ведь, блин, шутник хренов!
Шнирельман едва заметно улыбается, видя мою секундную растерянность. Видимо, знал, чертяка, о «сюрпризе». Интересно, а остальные листочки тем же макаром не развеются? Я ведь быстро прочитать о произошедших в мое отсутствие событиях просто не успею. Да и коды…
— Не беспокойтесь, ваше высокопревосходительство! Остальные бумаги не прошли обработку химикатами! — словно читает мысли Мойша.
— Сколько тебе потребуется на монтаж оборудования?
— Четыре дня! — удивляет Шнирельман.
— Погоди-ка… — быстро прикидываю в уме. Чтобы сигнал был устойчивый, нужна высокая вертикальная антенна или большое антенное поле. Он тут собирается за полнедели башню типа Эйфелевой или Шуховской построить?
— Александр Михалыч предложил воспользоваться для подъема антенны аэростатом! — объясняет мои сомнения Мойша.
— Ага, понял — связь только по расписанию. Ладно, это уже хорошо! Что тебе нужно? Люди, материалы, моральная поддержка?
Мойша усмехнулся уголками губ.
— Два десятка человек для разгрузки и доставки оборудования на место установки. И желательно, чтобы у них руки росли не из жопы. В ящиках — очень хрупкие предметы!
— Знаю, знаю! Радиолампы! — язвительно улыбнулся я. Мойша взглянул на меня, как на заговоривший портрет. Типа: мы это только полгода как придумали, а генерал-адмирал уже все знает. — Найдем рукастых, не беспокойся. Монтажники у тебя свои?
— Так точно! Бригада из двенадцати человек!
— А помещение для размещения оборудования тебе разве не нужно?
— Никак нет, ваше высокопревосходительство! Станцию разместим в специальном сборно-щитовом домике.
— Тоже Александр Михалыч предложил?
— Он самый! — кивнул Мойша. — Причем для Сингапура сделали облегченную конструкцию, а для России — утепленную и приподнятую на балках.
— Так вы и на родине радиотелеграф монтируете?
— Так точно! Попов развертывает станцию в Омске, при штаб-квартире великого князя Павла Александровича, а мы после вас поплывем во Владивосток.
— Это хорошо! — киваю одобрительно. — Теперь я не только с Москвой общаться смогу!
До этого счастливого момента связываться с друзьями приходилось кружным путем, через Филиппины и САСШ. Письма шли по два месяца. Поэтому о произошедших в России событиях имел крайне отрывочную информацию, составленную из доступных (при грабежах портовых городов) английских газет и того минимума, что Димка с Олегом сочли необходимым написать в депешах. Хорошо, что сейчас расщедрились.
Потому, думаю, было вполне понятно, что просто так отпускать «по делам» Мойшу Лейбовича я не собирался, решив хорошенько попытать его обо всем, что случилось на родине за время моего отсутствия. Письменное изложение на нескольких страницах — это, конечно, замечательно, но рассказ очевидца — еще лучше. Но хитрый еврей, отговорившись почти постоянным сидением в Стальграде, ловко перевел стрелки на старшего стрелка своей охраны, непосредственно принимавшего участие во всех боях, начиная от «битвы» под Лихославлем и заканчивая капитуляцией британского экспедиционного корпуса. И пришлось георгиевскому кавалеру Алеше Пешкову, бывшему стальградскому дружиннику, а ныне ефрейтору лейб- гвардии бронекавалерийского Лихославльского полка добрых три часа рассказывать во всех живописных
