— Да! Да! Командир флота сказал правду. Перейдем в наступление!
Царь обратился к командирам и решительно сказал:
— Командиры, идите к своим воинам и скажите им, что их царь, потерявший ради Египта дедушку и отца, готов и сам без колебаний погибнуть и приказывает любой ценой взять приступом стены Фив, которые прикрывает ваша плоть и кровь.
Командиры тут же удалились, затрубили в трубы, и ряды воинов, храня мрачные лица, двинулись вперед с оружием в руках. Офицеры громко крикнули: «Живи как Аменхотеп, умри как Секененра!» Началась самая ужасная и опасная битва, в какую воинам еще не доводилось вступать. Пастухи не жалели стрел, египтяне отвечали им. Стрелы египтян поразили женщин в грудь, а детей в сердце. Кровь лилась рекой. Женщины склонили головы перед солдатами и громко кричали охрипшими голосами:
— Не жалейте нас! Пусть Бог дарует вам победу и отомстит за нас!
Египтяне обезумели и наступали, словно хищные звери, чьи сердца не знают жалости и жаждут крови. Их крики отдавались в долине, словно раскаты грома и рев львов. Они бросились вперед, невзирая на смертоносные стрелы, обрушивавшиеся на них. Воины точно перестали чувствовать, понимать и превратились в оружие ада. Сражение было яростным, обе стороны бились изо всех сил, кровь орошала их тела и струилась, словно вырвавшись из источника. Каждый египетский воин исполнился безумной решимости не прекращать боя до тех пор, пока не поразит мечом врага в сердце. К полудню правому флангу удалось подавить ряд оборонительных точек. Солдаты приставляли лестницы к стене и взбирались по ним, презирая смерть. Битва перенеслась с поля на укрепленную стену. Некоторые воины спрыгнули на внутренний парапет и устремились на врага с копьями и мечами в руках. Ожесточенные атаки следовали одна за другой, солдаты действовали храбро. Царь внимательно следил за битвой и отправлял подкрепления в те места, где упорно наступал враг. Когда солнце стояло в зените, его солдаты преодолели стены в самой середине и в двух местах справа. Наблюдая за этим, царь сказал:
— Мои воины прилагают невероятные усилия, однако я опасаюсь, что ночь опередит нас, и мы не успеем захватить всю стену. Тогда завтра придется все начать с самого начала.
Царь приказал новым подразделениям вступить в бой, и натиск на противника усилился. Солдаты находили другие места, где можно было преодолеть стену. Пастухов охватило отчаяние, пока египтяне наносили им страшные потери. Враг видел, что наступление не прекращается, египтяне, точно муравьи, карабкаются по лестницам и стволам деревьев. Никто не ожидал, что оборона развалится так быстро. Воины Яхмоса преодолели целые участки стены, так что ее полный захват стал лишь вопросом времени. Яхмос продолжал бросать в бой сильные подкрепления. Тут к нему приблизился сияющий от радости офицер из отряда разведчиков, проникшего в поля, которые окружали Фивы. Он поклонился царю и сказал:
— Радостные вести, мой повелитель! Апофис и его армия бегут через северные ворота Фив.
Удивленный Яхмос спросил офицера:
— Ты уверен? Это правда?
Офицер ответил твердо:
— Я сам видел группу всадников царя пастухов и его гвардейцев, за ними шли вооруженные до зубов подразделения армии.
Яхмос Эбана заключил:
— Должно быть, Апофис понял, что после атак наших воинов стену Фив оборонять бесполезно. Его армия внутри не могла оказать сопротивления. Вот почему он бежал.
Гур сказал:
— Теперь он воочию понял, сколь подло прятаться за женщинами и детьми египетских воинов.
Гур едва закончил говорить, как явился другой гонец с берегов Нила. Он отдал честь царю и сказал:
— Мой повелитель, в Фивах вспыхнуло восстание, оно распространяется как пожар. С кораблей мы видели, что началось отчаянное сражение между крестьянами и нубийцами, с одной стороны, и с владельцами дворцов и гвардией, расположенной на берегу, с другой.
Яхмос Эбана встревожился и спросил офицера:
— Флот выполнил свой долг?
— Разумеется, командир. Наши корабли приблизились к берегу, и солдаты обстреливают гвардейцев врага, не давая им выступить против восставших.
Командир успокоился и просил у царя разрешения вернуться на флот, чтобы предпринять наступление на берег. Царь дал на это свое согласие и восторженно сказал Гуру:
— На этот раз владельцы дворцов не убегут вместе со всем имуществом.
Гур, пребывая в радостном волнении, ответил:
— Верно, мой повелитель. Осталось недолго, и славные Фивы откроют свои ворота перед вами.
— Но вместе с Апофисом ушла его армия.
— Мы не перестанем сражаться до тех пор, пока не возьмем Аварис и все пастухи не покинут Египет.
Царь, следя за сражением, увидел, что его воины бьются, стоя на осадных лестницах и на стене. Они теснили пастухов, те отступали. Значительные силы лучников и копейщиков поднимались на стену и перебирались на другую сторону. Они окружали пастухов и истребляли их.
Вскоре царь увидел, как его воины сорвали флаг гиксосов и подняли флаг города Фивы. Следом широко отворились большие ворота Фив. Через них в город врывались воины, громко выкрикивая его имя. Царь тихо прошептал: «Фивы, источник моей жизни, мой первый дом, игровая площадка моей души! Открой свои объятия и прижми к нежной груди своих храбрых и кровных сынов!» Он опустил голову, чтобы скрыть слезы, исторгнувшиеся из глубины его существа. Гур, стоявший справа от царя, молился и вытирал глаза. Его худые щеки оросились слезами.
13
Прошло несколько часов, солнце начало склоняться к западу. Командиры Мхеб и Диб приблизились к царю, за ними следовал Яхмос Эбана. Они почтительно поклонились Яхмосу и поздравили его с победой.
Яхмос сказал:
— Прежде чем поздравлять друг друга, нам следует выполнить долг перед телами героев и солдат, женщин и детей, которые погибли мученической смертью ради Фив. Принесите их в лагерь!
Тела, перепачканные грязью и кровью, лежали по всему полю, на стене, за воротами. Железные шлемы упали с их голов, над ними повисла мертвая, гнетущая тишина смерти.
Солдаты бережно поднимали их, относили в лагерь и клали рядом. Они принесли тела женщин и детей, пораженных стрелами своих же солдат, и положили их отдельно.
Царь приблизился к месту упокоения мучеников, за ним шли гофмейстер Гур, три командира и его окружение. Подойдя к телам павших в бою, он безмолвно и с печалью поклонился им. Остальные последовали его примеру. Затем царь медленно прошел перед ними, точно по торжественному случаю устроил им смотр перед зрителями, и направился в ту сторону, где лежали женщины и дети. Их тела скрывали льняные покрывала. На лицо царя надвинулось облако печали, его глаза потемнели. Посреди этой горестной картины он услышал командира Яхмоса Эбана, который, не удержавшись от отчаяния, сдавленно рыдал:
— Мама!..
Царь вернулся назад и увидел, что командир, охваченный страшной болью, опустился на колени перед одним из тел. Яхмос узнал госпожу Эбану. Ее лицо исказила ужасная гримаса смерти. Царь покорно и с печалью в сердце застыл рядом со своим командиром. Он испытывал огромное уважение к этой поистине мужественной и мудрой женщине.
Бесспорно, она воспитала достойного сына. Царь поднял глаза к небу и с дрожью в голосе произнес:
— Божественный повелитель Амон, творец вселенной, дающий жизнь и устраивающий все по своему